Недостающий элемент

По мнению V-Dem, средний уровень демократии в 2020 году снизился до уровня 1990 года. Аналитики этого института считают, что мы имеем дело с «электоральными  автократиями» — всё более распространённым сегодня политическим явлением, когда демократия сводится к неограниченной власти большинства. Примерами такого типа режимов можно считать Индию, Турцию, Венгрию.

Иван Крастев в своей статье для New York Times пишет: Эти новые авторитарные системы сильно отличаются от своих предшественников времен Холодной войны. Те часто были военными режимами. Эти — балансируют на грани демократии и авторитаризма так же искусно, как контрабандисты пересекают государственные границы.

Принято считать, что у России 1990-х было окно возможностей для строительства отношений с Западом. Иван Курилла приводит слова Юрия Лотмана из книги «Культура и взрыв»: «..в такие моменты (он называл их «точками взрыва») перед обществом открыты множество путей, а направление дальнейшего развития не предопределено.. Активная часть общества победила дряхлый тоталитарный режим, отказалась от продолжения Холодной войны и надеялась на восстановления полноправного участия России в сообществе развитых стран Северного полушария».  

Действительно, согласно проведенному в марте 1991 года опросу населения, 68% респондентов считали, что «СССР должен идти по пути развитых стран Запада», 44% – что у СССР свой путь развития, а 42% – что «у человечества один путь развития». Однако эти данные скорее говорят о растерянности людей, нежели об осознанном выборе, полагает доцент факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета Игорь Грецкий.

При всем оптимизме цифр, мы не должны идеализировать возможности того времени. Так, Лев Гудков рассуждает о совершенной неготовности общества к демократическим процессам: 

«Демократия не получилась, потому что никто об этом всерьез не думал, не готовился к демократическому транзиту, не создавал структуры, на которые можно было бы опираться в политической работе. Максимум, что было, это идея о пресловутом переходе к рынку, что само по себе, как ожидалось, должно было создать правовое государство и демократическое структуры, освободить общественные группы от давления и контроля партийной номенклатуры. Главной проблемой было непонимание, что необходимо в первую очередь проводить социальные преобразования и строить институты, не было идеи, что слабая, по существу всего лишь декларируемая демократия нуждается в защите.»

Это подводит нас к тому, что никакого магического «окна возможностей» на самом деле не было, и доказывает, что путь инерции — тупиковый. Демократия недостижима без глубокого осознания обществом ее ценности и ее хрупкости. 

Симпатии к Западу и новой демократической культуре не выдержали испытаний экономическими трудностями. Гудков также говорит: «Демократические реформы сопровождались падением жизненного уровня и привели к сильнейшему разочарованию крайне консервативного и забитого населения в идеологии перемен. За пять-шесть лет, если брать середину 1990-х и сравнить с последним советским годом, уровень жизни упал больше, чем вдвое — примерно на 55%.»

И действительно, если природа очарованности «Западом» лежала в большей степени в притягательности других стандартов уровня потребления, но не подразумевала глубокого понимания важности демократической культуры, странно было бы ждать серьезной приверженности к ценностям демократии.  

Согласно февральскому опросу Левада-центра, на сегодняшний день уже только 29% россиян считают Россию европейской страной и 64% — неевропейской. Еще в 2019 году эти цифры составляли 37% и 55% соответственно.

По мнению Ивана Крастева, многие из сегодняшних новых недемократических стран должны называться бывшими демократиями. Во многих из них граждане отдали свои голоса авторитарным популистам в надежде заставить демократию работать на себя. Новый авторитаризм позиционирует себя не как альтернативу демократии, но как истинную демократию (в которой правит большинство). 

Но можем ли мы быть уверены, что это большинство правильно понимает демократию и не путает ее с комфортным образом жизни, как это случилось с Россией в 1990-е?  

Как отмечает немецкий политолог Кристиан Велцель в своем исследовании «Почему будущее за демократией»: «Мы живём в эпоху упадка демократии. Последние годы все большее число аналитиков и политологов констатируют, что демократии и либеральные ценности отступают, в то время как различные формы авторитаризма набирают силу».  

Он также говорит, что «с момента появления Вашингтонского консенсуса в начале 1980-х годов резкое увеличение финансируемого Западом продвижения демократии в сочетании с подотчетностью выборов изменило структуру стимулов в международной системе. Правители многих стран были вынуждены согласиться на конкурентные выборы и демократические конституции. Последовавшие за этим региональные волны демократизации охватили многие страны, в которых значительные слои населения не были привержены ценностям Просвещения. В таких странах слово «демократия» часто получало высокую поддержку в опросах общественного мнения, но за этим скрывался факт того, что истинная поддержка демократии там не имела глубокой ценностной основы. В этих странах широко распространенное выражение поддержки демократии часто сосуществует с весьма инструментальным пониманием (или непониманием) того, что на самом деле означает демократия. В большинстве своем это также страны, где демократия отступает по мере роста нелиберального популизма». 

Почему после всех ужасов Второй мировой войны, после того, как человечество открыло и осознало масштаб опасности, которое таит в себе ядерное оружие, когда очевидно,  что общества смогут выжить только в мире и сотрудничестве, почему вместо того, чтобы двигаться в сторону укрепления демократии и просвещения, демократический мир оказался на грани исчезновения, а все наши свободы и ценности — под угрозой? Потому ли, что демократия не была достаточно жизнеспособной структурой? Конечно же, нет. Демократии хрупки, поскольку нуждаются в заботе и внимании, как и любая живая структура, но на сегодняшний день — это единственная известная форма сосуществования обществ и народов, которая дает возможность достижения общего блага и общих интересов, включая наши взаимоотношения с планетой. 

Некоторые общества не были готовы к демократии, некоторые принимали демократию как само собой разумеющееся и в результате почти ее утратили. И теперь, как бы удручающе это ни выглядело, мы должны быть достаточно смелыми, чтобы понять: единственный путь — заново открыть демократию через изменение нашего мышления. И это — сложнейшая из стоящих перед нами задач. Потому что если демократии хрупки, то мысленные конструкции и ловушки крепки и устойчивы и в инерции становятся только сильнее. 

Демократия требует не только политической воли и инфраструктуры, для ее достижения нужны поколения, и без более глубокого понимания того, что такое универсальные и демократические ценности, без изучения эффективных и работающих практик, без работы с прошлым, без понимания гражданами своей ответственности и ценности свободы, без солидарности, переход к более развитому и осознанному состоянию общества невозможен. 

Кристиан Велцель продолжает: «Люди должны иметь возможность жить в условиях свободы, иметь равное право голоса и право быть услышанными — это основная идея современной демократии. Эта идея имеет прочные корни в представлениях эпохи Просвещения о природе человека. Согласно этому взгляду, все люди наделены способностью мыслить самостоятельно, выносить разумные суждения и усмирять свои корыстные интересы во имя общего блага. Более того, люди имеют право, просто в силу своей принадлежности к роду человеческому, учиться способности мыслить самостоятельно и применять эти способности для участия в политическом процессе и принятия решений относительно своего будущего. В культурах, которые строятся и опираются на ценности Просвещения, демократия оказывается естественным порядком вещей. Это не означает, что либеральная демократия должна оставаться уникальной характеристикой «Запада», а лишь то, что западные общества были первыми, кто полностью принял эти ценности. Чтобы быть стабильной и либеральной, демократия должна быть понята и оценена ее гражданами. Для этого необходим прочный фундамент ценностей Просвещения».

Без развитой способности мыслить самостоятельно, без просветительских проектов не только в переходных странах, но и в демократиях, кажущихся на сегодня устойчивыми, культура демократии, не получающая постоянной поддержки и обновления, не способна поддерживать себя даже в условиях работающих институтов. Гражданское просвещение и гражданская ответственность — тот самый недостающий элемент, который должен укрепить и оживить наши демократии.