Пандемия коронавируса продемонстрировала, как быстро могут распространяться глобальные риски. И хотя сейчас мир сосредоточился на борьбе с пандемией, компании и правительства обязаны осознавать реальность и других угроз, в частности, изменения климата. Климатические вызовы требуют срочных и решительных мер, в противном случае придется прибегать к глобальному локдауну: ограничивать использование частных автомобилей, запрещать потребление красного мяса и вводить крайние меры по энергосбережению.
В эпоху антропоцена, когда человек и последствия его жизнедеятельности (сжигание нефти, угля, газа; вырубка лесов и урбанизация; неправильная утилизация отходов) стали главным двигателем изменений окружающей среды, на первый план выходят вопросы о коллективной ответственности за судьбу планеты. Чем мы обязаны будущим поколениям, которые столкнутся с последствиями нынешнего климатического кризиса? С помощью каких демократических инструментов мы можем адекватно реагировать на климатические вызовы? Об этом рассуждает старший научный сотрудник Тартуского университета философ Франческо Орси.
Lasar Segall, Paisagem Brasileira, 1953
Антропоцен, возможно, впервые в истории поднимает вопрос о том, что делать, когда моральную ответственность за происходящее берет на себя все человечество, а не отдельные индивиды или их группы? Прежде подобные ситуации можно быть встретить только в мифах или научной фантастике. Так, в авраамических религиях считается, что все человеческие создания — дети Божьи, у которых есть определенные обязательства перед Богом. Аналогично и в случае, скажем, атаки инопланетян, мы все обязаны защищать нашу планету — на основе принадлежности к одному виду. Это же относится и к антропоцену, где мы все несем ответственность за происходящее на земле по умолчанию.
Принять реальность антропоцена, таким образом, означает взглянуть на природу заново. Природа в антропоцене — это то, что уже нельзя назвать абсолютно нечеловеческим. Планета Земля становится чем-то, что мы сотворили вместе, как единый вид, хотя и непреднамеренно. Соответственно, круг этических проблем в антропоцене должен расшириться, поскольку расширился и наш мир — и мы все находимся в особых, и, как следствие, морально затратных, отношениях, в которые вовлечены гораздо больше живых существ, чем когда-либо прежде. Например, в антропоцене судьба ледников и айсбергов становится нашим общим делом, которое не особо отличается от того, как владелец дома думает о своем саде или пруде.
Если то, что мы называем «природой», несет на себе следы человеческой деятельности, которые мы не можем игнорировать, люди несут определенную долю ответственности за «природные» бедствия, затрагивающие других людей. Вступив в особые взаимоотношения с «природой», мы также сформировали уникальные связи с целыми поколениями людей, о которых в противном случае заботились бы абсолютно безлично — если бы вообще заботились.
Эти три тезиса кажутся противоречащими друг другу. Второй и третий, касающиеся уникальной связи природы и человечества, а также ответственности перед будущими поколениями, говорят о том, что почти все на Земле и все в ближайшем и далеком будущем заслуживают моей заботы как чего-то должного, полагающегося им по умолчанию. В то же время первый тезис, о коллективной вовлеченности человечества, наоборот, ослабляет индивидуальное чувство того, что должен сделать я лично (что я сделал не так, что я могу и должен делать правильно). Как представитель вида homo sapiens, я всего лишь один из 7,7 миллиардов других людей, не считая тех, кто был до, и кто будет после меня.
Таким образом, вопрос о том, как поступать правильно в эпоху антропоцена, кажется трудноразрешимым. Каким может быть ответ на него?
Одна из идей состоит в том, чтобы установить коллективные обязанности по благодеяниям, предотвращению вреда и его возмещению; такие обязанности, к примеру, могут быть возложены на группы людей, которые образуют коллективы. Однако, хотя это может быть разумной стратегией для борьбы с такими проблемами, как изменение климата, антропоцен как таковой, судя по всему, требует рассматривать весь человеческий вид как коллектив, и неясно, будут ли эти понятия согласованы между собой. Более того, любое подобное чисто нравственное предположение все еще будет требовать поддержки справедливых и эффективных политических институтов.
Вторая идея — уйти от языка долга и сфокусироваться вместо этого на взращивании старых и новых добродетелей, таких как справедливость, надежда и правдивость, или так называемых «зеленых добродетелей». Это предложение, в то же время, рискует оказаться еще более неясным, чем первое, когда дело доходит до превращения добродетельного поведения в эффективные коллективные действия — которые, безусловно, необходимы в эпоху антропоцена.
Наконец, третья идея прямо сосредоточена на политике как главном инструменте для решения этических вопросов антропоцена. Человеческий вид не является политическим субъектом, но только национальные и глобальные политические институты, кажется, приблизительно соответствуют «размеру» антропоцена. Однако вопрос о том, что политика может и должна делать в этой ситуации, является спорным, особенно если речь идет о твердой приверженности теории и практики демократии. В частности, даже если с моральной точки зрения будущие поколения и природа заслуживают нашего внимания, тем не менее, в демократических условиях они имеют значение только как производная от требований избирателей. И самым недемократичным будет заставлять политических акторов беспокоиться об этом, если они еще не начали этого делать.
Однако мы понимаем, что определенная часть нашего вклада как налогоплательщиков уже идет на пользу другим людям — помимо нас самих, наших семей, людей нашего поколения во всем мире и наших сограждан. Во-первых, доходы страны (по крайней мере, в идеале) частично инвестируются в долгосрочную устойчивость самой страны. Таким образом, существование и благополучие будущих граждан частично обеспечивается нынешними гражданами. Для того, чтобы это работало, нынешним гражданам не нужно специально заботиться о тех, кто получит выгоду в будущем. Утверждать, что такое положение дел недемократично — ошибка. Во-вторых, подавляющее большинство демократий имеют прочные взаимозависимые отношения с другими странами. Часть денег налогоплательщиков также идет на финансирование организаций, выгоды от которых частично достаются нынешним и будущим гражданам соответствующих стран. Опять-таки, передавая такие ресурсы, государство не питает иллюзий, что его граждане хотят приносить пользу людям из других стран, и может быть даже неясно, что таким образом продвигаются интересы его собственных граждан. Куда более вероятно, что будущие граждане этого государства выиграют от этого, но, как я утверждал, это никак не ущемляет демократию.
Таким образом, антропоцен представляет собой не неразрешимую проблему для демократии, а более ограниченный (хотя и очевидно сложный) вопрос о том, как безвозмездная передача ресурсов (т.е. жертвы) ради будущих поколений иностранных граждан может стать приемлемой для граждан ныне живущих. Но здесь не нужны какие-то новые или лучшие демократии.
Прецедент такого рода бескорыстных политических действий уже есть: это международная и внутренняя политика, направленная на устранение разрушения озонового слоя, проводимая с конца 1980-х годов. Очевидно, бездействие в этом вопросе во многом упростило бы задачу ныне живущим. Напротив, на восстановление озонового слоя было потрачено много усилий — абсолютно альтруистическая акция с поколенческой точки зрения. При этом не возникало вопроса, надо ли приносить пользу своим гражданам или чужим: нахождение всех под одним солнцем разрушает любое такое различие. В общем, нет никакого варианта, при котором, скажем, действия Италии могли быть направлены на «исправление озонового слоя для этого и, максимум, для пары следующих поколений итальянцев».
Все это не означает, что правительства должны ждать, пока их граждане выскажут свое мнение по этому поводу, чтобы узаконить свои решения. Действия по спасению озонового слоя были предприняты независимо от того, что говорило об этом нынешнее поколение. История представляет собой исторический пример той политики, которая необходима в антропоцене, и в то же время доказывает, что такая политика не представляет никакой опасности для демократии.
Подготовила и перевела Наталья Корченкова
