За последние дни украинские вооруженные силы прорвали российские позиции на северо-востоке страны, продвинулись на восток и освобождали город за городом на оккупированных территориях. Сначала Балаклея, потом Купянск, а потом Изюм — город, расположенный на основных путях снабжения. Все эти населенные пункты были недоступны для украинцев в течение нескольких месяцев. Теперь они пали — в считанные часы. Пока я пишу эти строки, украинские войска ведут бои на окраинах Донецка, города, который Россия оккупирует с 2014 года.
Многое в этом наступлении неожиданно, особенно его направление: в течение многих недель украинцы анонсировали намерение начать крупное наступление на юге. Но больше всего поражает не тактика Украины, а реакция России. «Что нас действительно удивляет, — сказал мне заместитель главнокомандующего Вооруженными силами Украины генерал-лейтенант Евгений Мойсюк, — так это то, что российские войска не оказывают сопротивления».
Российские войска не оказывают сопротивления. Более того: многие из них, похоже, убегают так быстро, как только могут. На публиковавшихся фотографиях можно было увидеть спешно брошенную военную технику и оборудование, а на видеороликах — вереницы автомобилей, предположительно принадлежащих коллаборационистам, покидающим оккупированные территории. В заявлении Генштаба Украины говорилось, что российские солдаты переодеваются из военной формы в гражданскую одежду и пытаются проскользнуть обратно на российскую территорию. СБУ запустила горячую линию, по которой российские солдаты могут звонить, если хотят сдаться, и уже опубликовала записи некоторых звонков. Принципиальная разница между украинскими солдатами, которые воюют за существование своей страны, и российскими солдатами, которые воюют за свою зарплату, наконец стала иметь значение.
Конечно, одной этой разницы может быть недостаточно. У украинских солдат больше мотивации, но у российских — по-прежнему гораздо больше оружия и боеприпасов. Они по-прежнему могут причинять страдания гражданскому населению, как во время недавней атаки на электросети в Харькове и других местах на востоке Украины. Многие другие жестокие варианты — ужасающие варианты — остаются открытыми даже для России. Запорожская АЭС остается в зоне боевых действий. Российские пропагандисты говорят о применении ядерного оружия с самого начала войны. И хотя российские войска и не воюют на севере, они все же сопротивляются украинскому наступлению на юге.
Но даже несмотря на то, что боевые действия еще могут развиваться по разным сценариям, события последних дней должны заставить союзников Украины остановиться и подумать. Создана новая реальность: украинцы могут победить в этой войне. Действительно ли мы на Западе готовы к победе Украины? Знаем ли мы, какие еще изменения может повлечь за собой эта победа?
Еще в марте я писала, что уже пора думать о возможной победе Украины. Тогда я определяла эту победу довольно узко: «Украина остается суверенной демократией, с правом выбирать своих лидеров и заключать свои договоры и соглашения». Шесть месяцев спустя это базовое определение нуждается в некоторых корректировках. Вчера в Киеве я была свидетелем того, как министр обороны Алексей Резников дал свое определение победы Украины: теперь она должна включать в себя не только возвращение к границам 1991 года, включая Крым и Донбасс, но и выплату репараций по возмещению нанесенного ущерба, а также трибуналы над военными преступниками, чтобы в какой-то мере вернуть жертвам чувство справедливости.
Действительно ли мы на Западе готовы к победе Украины? Знаем ли мы, какие еще изменения может повлечь за собой эта победа?
Эти требования ни в коем случае нельзя назвать возмутительными или чрезмерными. В конце концов, это не просто война за территорию, а настоящая кампания с целью геноцида. Российские войска на оккупированных территориях пытали и убивали мирных жителей, арестовывали и депортировали сотни тысяч человек, уничтожали театры, музеи, школы, больницы. Бомбардировки украинских городов вдали от линии фронта принесли множество жертв и нанесли Украине миллиардный материальный ущерб. Само по себе возвращение земель никак не сможет компенсировать украинцам последствия этого катастрофического вторжения.
Но даже будучи полностью оправданным, украинское определение победы остается чрезвычайно амбициозным. Скажем прямо: трудно представить, как Россия может удовлетворить любое из этих требований — территориальное, финансовое, юридическое — пока ее нынешний президент остается у власти. Нельзя забывать, что Владимир Путин поставил разрушение Украины в центр своей внешней и внутренней политики; это ключевой пункт в том, каким он хотел бы видеть свое наследие. Спустя два дня войны российское государственное информагентство случайно опубликовало, а затем удалило материал, в котором объявлялось об успехе вторжения. «Россия восстанавливает свое единство», — говорилось там. Распад СССР — «трагедия 1991 года, этой страшной катастрофы нашей истории, ее противоестественный вывих, преодолены». Началась «новая эпоха».
Эта миссия уже провалилась. Никакой «новой эпохи» не будет. Советский Союз не возродится. И когда российские элиты наконец осознают, что путинский имперский проект был не только провалом лично для Путина, но и моральной, политической и экономической катастрофой для всей страны, включая их самих, тогда его притязания на то, чтобы быть легитимным правителем России, растают. Когда же я пишу, что американцам и европейцам нужно готовиться к украинской победе, я имею в виду следующее: мы должны ожидать, что победа Украины (определенно победа в украинском понимании этого термина) приведет к концу путинского режима.
Это не предсказание, это предупреждение. Многое в нынешней российской политической системе странно, и одна из самых главных странностей — полное отсутствие механизма преемственности. Мы не только понятия не имеем, кто мог бы заменить Путина; мы понятия не имеем, кто будет или кто мог бы выбрать этого человека. В Советском Союзе было Политбюро, группа людей, которая теоретически могла принимать такие решения — и в определенных случаях это делала. В России нет никакого механизма перехода власти, нет наследника. Путин не позволил россиянам даже рассматривать альтернативу его убогой и коррумпированной клептократической власти. Тем не менее, немыслимо, чтобы он мог продолжать править, если центральный элемент его притязаний на легитимность — его обещание вернуть Советский Союз — окажется не только нереализуемым, но и смешным.
Многое в нынешней российской политической системе странно, и одна из самых главных странностей — полное отсутствие механизма преемственности.
Подготовка к уходу Путина не предполагает, чтобы американцы, европейцы или еще кто угодно извне напрямую вмешивался в политику Москвы. У нас нет инструментов, которые могли бы повлиять на ход событий в Кремле, и любая попытка вмешательства обязательно приведет к обратным результатам. Но это не значит, что мы должны помогать ему оставаться у власти. Пока западные главы государств, министры иностранных дел и генералы думают о том, как положить конец этой войне, они не должны поддерживать ни путинское представление о самом себе и мире, ни его ретроспективное определение величия России. Они вообще не должны рассматривать переговоры на его условиях, потому что могут иметь дело с кем-то другим.
Даже если тенденция последних дней окажется недолговечной, она все равно уже изменила характер этой войны. С самого начала все — европейцы, американцы, в особенности мировое деловое сообщество — хотели возвращения к стабильности. Но путь к долгосрочной стабильности в Украине просматривался с трудом. В конце концов, любое преждевременное прекращение огня может быть расценено Москвой как возможность для перевооружения. Любое предложение вести переговоры может быть воспринято в Москве как проявление слабости. Но сейчас самое время задаться вопросом о стабильности самой России и включить этот вопрос в нашу повестку. Российские солдаты убегают, бросают свою технику, сдаются в плен. Как долго нам еще ждать, пока люди из ближнего окружения Путина начнут делать то же самое?
Возможность нестабильности в России, ядерной державе, пугает многих. Но, вероятно, такой сценарий неизбежен. И если эта нестабильность все равно настигнет нас, мы должны предвидеть ее, подготовиться к ней, подумать о возможностях и об опасностях. «Мы научились не бояться, — сказал Резников. — Теперь мы просим не бояться и всех остальных».
