Мы продолжаем публикацию отрывков из книги «В поисках утраченного универсализма» сооснователя Школы гражданского просвещения, философа Юрия Сенокосова.
Предыдущие публикации:
«Куда движется Россия»
«Наша школа не о профессии»
«О мировоззрении»
«Как жить вместе».
Говорят, понять можно все, что угодно. Но можно ли понять, например, чувство мести? Не знать и не объяснить, а именно понять, если человек его не переживал? И главное, можно ли это чувство преодолеть, избавиться от него, как и от чувства страха, зависти, обиды?..
Сошлюсь на статью Марии Божович «Тюремщица», посвященную Анне Каретниковой, ведущем аналитике Управления федеральной службы исполнения наказаний (УФСИН) России по городу Москве; большую часть жизни она проводит в тюрьме, добиваясь соблюдения прав заключенных:
— Но ведь ты тоже часть тюремного мира, — говорит ей автор статьи. —Была правозащитницей, а теперь ходишь в нашивках УИС (уголовно-исполнительная система). Ты — тюремщица. Не противно?
— Не всем же быть Корчаками, должны быть и Шиндлеры — Аня отвечает быстро и без запинки, ясно, что не в первый раз.
Речь заходит о депутатстве Нюты Федермессер (они с Каретниковой недавно вместе осуществили целую спецоперацию: перевод заключенной Екатерины Гавриловой в терминальной стадии рака из тюрьмы в хоспис, где она и умерла).
— Каждый для себя определяет степень компромисса, на который можно пойти ради того, чтобы продолжать делать свое дело. Но если ты решился на компромисс с системой, то она будет от тебя постепенно откусывать по кусочку. Не знаю, что я бы сделала на месте Нюты. Наверное, плюнула бы на работу и отказалась идти в депутаты. А впрочем, не знаю. Не спрашивай.
Нет, я не могу не спрашивать. Мне интересно. Аня Каретникова — ох, какой же она была нонконформисткой в юности! Какие бунтарские песни сочиняла и пела под гитару! («Не ходите к царю с иконами, ни с портретами, ни с плакатами, а ходите вооруженными пистолетами и автоматами»)
— Ты не думаешь, что нужно не помогать репрессивному режиму, а его менять?
— Ой, не провоцируй, революционеркой я уже была. Это тупик. Маятник все равно качнется в другую сторону.
— А сотрудничать с государством — не тупик?
— Оно от меня ничего плохого не хочет. Наоборот, позволяет помогать.
— Но все равно же обманет.
— Если ждать, что будет добрым и гуманным, то обманет. А в том, что касается конкретных кейсов, почти не обманывает. Добрыми бывают только люди. Хорошо бы в государстве их было побольше.
Успех современного глобального транзита зависит во многом от понимания его участниками в межправительственных и неправительственных международных организациях смысла своей деятельности, который не является предметом, находимым в мире. Это «мерцающий предмет» — доброты, доверия, равенства, согласия, справедливости. Мы встречаемся с ним и понимаем, если додумали мысль до конца. Это не отвлеченная категория, а живое со-бытие, свидетельствующее о правде межчеловеческих отношений.
В своей книге «Реальность и человек» отечественный философ Семен Франк писал: «Христианство есть религия не поклонения Богу в его противоположности человеку <…> Христианство есть религия человечности» (Париж, 1956, с. 233). История христианства доказывает, что если думается, то из «вечных истин» — жизни, любви, свободы, чести — только любовь с ее непосредственным усмотрением в другом человеке его «богоподобия» ведет к пониманию человеческой личности и к постижению духовного единства человечества.
Так рассуждал Франк, полагая вслед за Августином, что мы «познаем в той мере, в какой любим», и, веря, что идеал любви предстает перед нами в виде некоего абсолюта — добровольного однажды и навсегда искупления Христом человеческих грехов. И мы должны не повторять Его путь крестной муки, а понять этот путь.
Об этом говорилось после Колымы и Освенцима, и Второй мировой войны, когда была создана Организация Объединенных Наций для поддержания и укрепления международного мира и безопасности и развития сотрудничества между государствами.
«Сила — ума могила» гласит русская пословица. Очевидно потому, что в России сила государственного насилия превосходит часто любую силу, не оставляя места уму. Но речь не только о России или Германии. Понятия силы, морали и справедливости считаются базовыми в системе международных отношений. И о них тоже можно сказать, что они нераздельны и не слитны подобно трем ипостасям христианского символа веры. А иначе само по себе одно понятие без смысловой связи с другими может легко использоваться для оправдания насилия. После создания ООН об этом старались не забывать. Однако неизбежная энтропия памяти и нарастание беспорядка в мире при отсутствии понимания (снова это слово!), что такое не слитность и нераздельность или, другими словами, свобода и независимость, прямо подводят нас к ответу на вопрос, почему так важно и необходимо сегодня гражданское просвещение.
Да, мы знаем и видим, насколько слабы в России и других странах гражданское общество, правовая культура и демократические институты. Но именно эта камертонная нота очень важна для наших занятий в Школе. Миссия Школы — в трансляции международным экспертным сообществом современного знания и понимания глобальных проблем всем, кто готов обсуждать эти проблемы публично и включиться в процесс поиска их решения не только на глобальном уровне. Мы открыты на наших семинарах к встречам с экспертами и сотрудниками международных организаций, нобелевскими лауреатами, общественными деятелями.
С чего начинается Школа?
С чего начинается и благодаря чему существует наша Школа? Конечно, благодаря встречам и общению, так как встречи и общение и есть жизнь. И человеческое в человеке проявляется именно в общении, которое по определению не может быть принудительным. Так ведь? Потому что общение предполагает свободу. А иначе не было бы дружбы, доверия, любви — этих уникальных событий в нашей жизни. Запретить их невозможно, как и свободу. Они есть и будут, потому что сущность человека, повторю еще раз, в общении, которое начинается — и я думаю, вы согласитесь, — с поиска слова для передачи искреннего чувства. То есть любой даже неосознанный поиск нужного слова уже можно рассматривать как своего рода приглашение к общению с Другим. Тем более, сегодня, в эпоху глобального кризиса, когда существует явный запрос на доверие и истину, которая, ни на чем не держится.
Напомню о понятии «осевое время». О появлении между VIII и II веками до н. э. греческих философов, индивидуально и личностно датируемых мировых религий в Индии и на Ближнем Востоке и моральных учений в Китае. Этот период Ясперс назвал Axenzeit, подразумевая, что отсюда берет начало общая история человечества.
Почему я об этом напоминаю? Потому что существует так называемый феномен конгениальности, на который и указывает понятие осевого времени. Конгениальный — значит, сходный по духу, образу мыслей. Это было время глубокой и напряженной рефлексии, осмысления и выбора пути, когда на смену мифологическому мировоззрению пришло философское, и сейчас все мы переживаем, несомненно, нечто похожее, когда восстанавливается, подобно прорастающему зерну, преемственность с такими историческими вехами Axenzeit, как Возрождение, Реформация, Барокко, Просвещение.
Чтобы не быть голословным, сошлюсь на представленный в 2017 году доклад Римского клуба. Он называется Come on! («Давай же!») С подзаголовком «Капитализм, близорукость, население и разрушение планеты». Он написан Эрнстом фон Вайцзеккером (Германия) и Андерсом Вийкманом (Швеция), при участии тридцати четырех других членов клуба. В аннотации к докладу, посвященному 50-летию клуба, и изданному в виде книги говорится: современные тенденции развития мира неудовлетворительны. Предостережения Римского клуба, изложенные в свое время в книге «Пределы роста», по-прежнему актуальны. Похоже, мы находимся в философском кризисе. Папа Франциск выразил эту мысль со всей определенностью: наш общий дом — в смертельной опасности. Посредством анализа философского кризиса в докладе сделан вывод о необходимости «нового просвещения».
И дальше: Для достижения поставленной цели следует преодолеть разобщенность, отказаться от изоляционистской модели в пользу более систематического подхода, который потребует, в том числе и переосмысления принципов организации науки и образования. Однако действовать нужно уже теперь — Come on!
Разумеется, мы не договаривались с Римским клубом о названии нашей Школы гражданского просвещения и теме моего выступления, посвященного ее 25-летию тоже в 2017 году на Берлинском форуме «В поисках утраченного универсализма», конгениального, на мой взгляд, названному докладу. Отличие между Клубом и Форумом я вижу лишь в том, что в докладе говорится о «новом просвещении», а мы продолжаем заниматься гражданским просвещением. Поэтому постараюсь дальше ответить на вопрос: почему так важно в условиях глобального кризиса именно гражданское просвещение.
По словам Папы Франциска, «наш общий дом в смертельной опасности». Вопрос: насколько готовы мы, и готовы ли вообще, живущие в общем доме, включая нас, «спасти» его? О создании какой инфраструктуры в этом случае может идти речь? Что важнее в таком необычном доме — фундамент, стены, крыша?
В СССР за несколько десятилетий до того, как он распался, хорошо помню, появились две метафоры, которыми описывалась похожая ситуация. После прихода к власти Брежнева было сказано: все мы в одной лодке и, чтобы она плыла, не надо ее раскачивать. И советские люди, как известно, не раскачивали. А вторая метафора такая. Научно-технический прогресс сравнивали с велосипедом. И призывали, не переставая, крутить педали, чтобы не свалиться. Однако, увы, ничто не спасло страну развитого социализма от распада. А такой дом, как планета Земля, в котором в 1900 году было 1,6 млрд жителей, а сегодня уже более 7 млрд? Когда вместе с ростом населения растет и воздействие человека на природную среду и людей друг на друга. Сложность и глубина проблем, вызванных глобализацией, столь же очевидны, как и то, что для их решения требуется сотрудничество государств и международных неправительственных организаций. И, безусловно, нужна вера в принципы верховенства права, демократического управления, открытого рынка. Об этих принципах, считаем мы в Школе, не стоит забывать хотя бы потому, что их родина — Европа, которая и наша родина, где были сформулированы в XVIII веке идеи, положившие начало современному процессу глобализации.
Учиться жить в глобальном мире, практиковать сложность современной жизни в условиях демократии — не просто. Для этого тоже нужна некая инфраструктура. Назову ее условно инфраструктурой идеального, так как создается она с помощью ума, без технологий и представляет собой своеобразный образец рациональности, содержащий в себе причину самого себя. И проявляется на уровне здравого смысла. А если этот здравый смысл начинает вытесняться нигилизмом? Философы по этому поводу говорят, что природа мысли не является проблемой позитивной науки, которая всегда стремится к достижению конкретных результатов. И подчеркивают: реализация мысли и ее жизнь связаны с концентрацией особого интеллектуального усилия, уходящего в глубины и тайну человеческого я. И таких тайн для понимания, а не для решения много. И поскольку их много, появились разные философии: философия математики, философия жизни, философия свободы, философия истории, философия политики. Хотя на самом деле философия одна — любовь к мудрости. А самыми известными ее творцами были Платон, Декарт, Кант…
А если ближе к нашему времени, в XX веке, — в том числе и Мераб Мамардашвили, один из вдохновителей Школы. Для Мамардашвили, называвшего философа «шпионом неизвестной страны», философия была способом приобщения к вечному настоящему, которое он определял как место, где мы современны со всеми людьми. То есть первый философский шаг, с которого он начинал, — полное доверие жизни. И при этом нередко повторял, что сделать его невероятно трудно, противопоставляя себя миру, предъявляя ему претензии. Однако если найдена точка опоры, которая всегда связана с мудростью (с знанием незнаемого, его смыслом), то все встает на свое место. Человек обретает свободу. И более того, именно в этой ситуации у него появляется шанс встретить Другого.
Таким образом, можно учиться и стать историками философии, учителями, политиками, журналистами, даже поэтами. Но нельзя научить человека быть философом, поэтом, политиком, учителем, гражданином. В этом я вижу смысл существования Школы гражданского просвещения — рождении понимающих. Возвращение к здравому смыслу невозможно без философии.
Я сказал, что Мераб Мамардашвили был одним из вдохновителей Школы. Поэтому процитирую несколько отрывков из его интервью «Философия — это сознание вслух», которое было опубликовано в журнале «Юность» в 1988 году (№ 12).
«Я не буду говорить о специальных проблемах философии. Хочу лишь выделить некое ядро, которое в философии существует и которое поддается общепонятному языку, где достижима ясность, та ясность, которая возникает в душах людей, слушающих или читающих философскую речь. То есть как бы человек пережил что-то, испытал, но просто слов не знал, что это может так называться, и что можно, более того, пользуясь этими словами, пойти еще дальше в переживании и понимании своего опыта. Во все времена и везде философия — это язык, на котором расшифровываются свидетельства сознания».
«Философский акт состоит в том, чтобы блокировать в себе нашу манию мыслить картинками. Когда мы убираем картинки из нашего сознания, мы начинаем мыслить. Это означает, что наше мышление всегда гранично или на пределе. То есть то, что философы называют смыслом — смыслом истории или смыслом мироздания, — это то, что никогда не реализуется в пространстве и времени. И никогда не исполняется в виде какого-нибудь события, например государственной конституции, которая была бы примером этого смысла. Смысл (а он всегда полный) не есть предмет, находимый в мире, — так же, как граничный конец истории не есть часть истории. Конец времени не есть часть времени. Мы всегда должны мыслить посредством тех вещей, которые помещаем на границу, сопрягая на ней реальные события, и никогда не помещать их внутрь мира, не ожидать их внутри мира.
К сожалению, в нашем обыденном мышлении, в том числе и в социальном, мы всегда совершаем роковую ошибку. То, что в действительности является предельно сопрягающим поля наших усилий, мы помещаем в мир в виде искомого в нем совершенного образца и ходячего идеала. Например, говорим: покажите нам справедливый конкретный закон, и тогда мы будем жить по закону. Но был ли когда-нибудь и где-нибудь такой конкретный закон, при применении которого всегда торжествовала бы справедливость? И когда мы не можем это показать (а показать нельзя: этого нет), торжествует нигилизм. Из-за непонимания того, как устроены мы сами, как устроена наша нравственность».
«Если мы настроены на то, чтобы быть демократами только при том условии, что нам будет показан чистый образец демократии, и тогда будем мы демократами и будем видеть в этом для себя лично смысл, — мы просто нигилисты».
«Чтобы нам быть гражданами, то есть жить социально грамотно, нам нужно понимать какие-то отвлеченные истины относительно самих себя, своих предельных возможностей».
«Мы живем в ситуациях, когда все никак не можем признать достоинство человека. Живем в ситуациях, когда никакая мысль не прививается. Не просто по глупости. А потому, что додумывание ее до конца ставит под вопрос нас самих. И никогда не извлекаем опыт. Все заново и заново повторяется, раз сохраняем себя против всего того, что не можем вместить, не изменившись сами».
«Наше государство не является государством в традиционном смысле слова, потому что оно совпадает с обществом. Поэтому когда я говорю, что только внутри государства можно мыслить граждански, я имею в виду европейское государство, рядом с которым есть гражданское общество. Есть целые сферы общественной жизни, которые государство не должно контролировать. Государство есть один из органов общества и политического и гражданского мышления, не более того».
Так говорил философ три десятилетия назад.
