Несем ли мы ответственность перед будущими поколениями? Мир, перешедший по наследству современным молодым людям, с ворохом социальных, экономических и экологических проблем, может вызывать у них разочарование и чувство несправедливости. О том, как выстраивается взаимосвязь прошлых и будущих поколений, допустимо ли воспринимать человека не как самоценность и может ли забота о дальних потомках способствовать большей социальной справедливости, рассуждает философ Саша Мадд (Католический университет Чили, Саутгемптонский университет) в эссе для Prospect Magazine.
Чем мы обязаны будущим поколениям? Это совсем не сугубо академический вопрос. Стареющим западным обществам сейчас приходится решать, как заботиться о пожилых людях. Столкнувшись с растущей стоимостью жизни и экологическими проблемами, молодые люди чувствуют, что с ними поступили несправедливо, и обвиняют поколение бумеров, что те украли их будущее. Таким образом, вопросы справедливости между поколениями, равенства между молодыми и пожилыми, отношений между ныне живущими и будущими людьми оказались болезненно взаимосвязаны с многочисленными социальными кризисами, сотрясающими сегодня западные демократии.
Конечно, межпоколенческие дискуссии о справедливости — совсем не новость. Напротив, это древняя теория, уходящая корнями к различным мыслителям как в западной философской традиции, так и за ее пределами.
В современной мысли по этой теме по-прежнему доминирует покойный американский философ Джон Ролз. Ролз был «суффициентарианцем», то есть сторонником достаточности ресурсов для достойной жизни. Он утверждал, что будущие поколения должны иметь доступ к базовому порогу ресурсов и возможностей, и что наши обязательства перед будущими поколениями заключаются лишь в том, чтобы помочь им этого достичь. Такой подход, по мнению Ролза, является справедливым и позволит построить справедливые и устойчивые социальные институты.
«Приоритетарианцы», в том числе покойный Дерек Парфит, в отличие от последователей Ролза, утверждают, что простое обеспечение минимального уровня ресурсов для будущих поколений — это слишком низкая планка, чтобы обеспечить справедливость. По их мнению, нам следовало бы отдавать приоритет благополучию тех, кто живет хуже. А справедливость восторжествует только тогда, когда будущее склонится в пользу большего равенства.
Рассылка Школы гражданского просвещения
Оба подхода сходятся в том, что наши сегодняшние действия повлияют на будущие поколения, и важно справедливо распределить между ними блага и бремя.
Утилитаристы видят дело иначе. Классический утилитарист, наиболее известным из которых является Джон Стюарт Милль, стремится к наибольшему благу для наибольшего числа людей, предлагая оценивать межпоколенческие стратегии, основываясь на общем счастье — или полезности — которую они приносят.
Более поздняя школа мысли, сформировавшаяся под влиянием утилитаризма — так называемый «лонгтермизм», получивший в последнее время широкое распространение. Сторонники этой идеи утверждают, что первостепенное моральное значение для нас имеет снижение риска вымирания человечества, поскольку люди будущего с точки зрения морали так же важны, как и ныне живущие. Как утверждают сторонники лонгтермизма, учитывая, что в ближайшие сто миллионов лет жителями Земли могут стать триллионы людей, крайне важно уделять приоритетное внимание ошеломляющему объему человеческой ценности, которую могут реализовать эти потенциальные люди будущего. Этот акцент на отдаленном будущем бросает вызов общепринятым представлениям о важности нынешних проблем. Долгосрочность также поддерживает амбициозные и идеалистические проекты, такие как колонизация космоса, среди сторонников которой, например, Илон Маск.
Следуя примеру немецкого мыслителя эпохи Просвещения Иммануила Канта, мы могли бы предположить, что лонгтермисты совершают опасную ошибку, не признавая людей в их самоценности, а рассматривая их как средство максимизации какой-то другой ценности — будь то счастье, благосостояние или что-то еще. Философ и противник лонгтермизма Эмиль Торрес утверждает, что счастье должно иметь значение лишь для реально существующих людей, а не каких-то гипотетических «людей будущего», неважно, насколько важным это будущее может казаться нам в долгосрочной перспективе.
Какими бы ни были относительные достоинства всех этих подходов, все они так или иначе предполагают, что правильный путь — верно разработать алгоритм взаимодействия поколений и затем применить его на практике.
Нормально иметь сомнения по этому поводу. Что, если единого набора принципов, который помог бы нам достичь идеальной концепции межпоколенческой справедливости, вообще не существует? Что, если отношения между прошлыми и будущими людьми — не тот вопрос, который можно урегулировать абстрактно? Что, если вместо этого нам придется обратить внимание на реальные условия, которые позволяют отдельным сообществам продвигаться к справедливости, пусть медленно и несовершенно?
Мир, который достался нам по наследству, был сформирован как ошибками, так и мудростью предшествующих поколений. Но, прежде всего, он был сформирован их заботой — а также ее отсутствием. Обсуждение конкретных обязанностей перед будущими поколениями не имеет никакого значения, если мы не чувствуем в себе уважения к ним. Мы можем как чувствовать безразличие, так и глубоко заботиться о будущем. И актуальный философский вопрос — как культивировать последнее.