Как жить в мире, где зло больше не скрыто, а выставлено напоказ? Возможен ли сегодня универсальный язык, на котором можно говорить о страдании? Что такое остранение и как оно может вернуть нам способность видеть? И есть ли вообще надежда у мира, где даже права человека стали условными? Об этом рассуждает исследовательница истории Восточной Европы, профессор Университета Торонто Марси Шор на форуме Школы гражданского просвещения «В поисках утраченного универсализма».
Идеи мира все чаще подменяются риторикой силы, считает Кристин Бергтора Сандвик, профессор-исследователь Института исследований мира (PRIO), профессор криминологии и социологии права в Университете Осло. Но в условиях, когда общественное внимание сосредоточено на наращивании оборонных ресурсов, а разговоры о мире часто воспринимаются как наивные или даже опасные, особенно важно напоминать: мир — это не побочный продукт безопасности, а самостоятельная ценность и цель. Кристин Бергтора Сандвик объясняет, какие риски влечет за собой превращение исследований мира в часть оборонной повестки и инструмент государственной стратегии, и за что академическое сообщество несет ответственность в вопросах войны и мира.
Олександра Матвийчук — о том, что «мир» означает для украинцев
Американский подход к «мирным» переговорам с Россией полностью исключил украинский народ, а его страдания — включая пытки, изнасилования и массовые похищения — сделал будто бы чем-то несущественным, пишет председатель украинского Центра гражданских свобод (лауреат Нобелевской премии мира 2022 года) Олександра Матвийчук. В колонке для Project Syndicate она объясняет, как это создает опасный прецедент, открывая дорогу будущему, в котором человеческая жизнь становится расходным материалом, а достоинство — предметом торга.
На выборах президента Польши победил консерватор и евроскептик Кароль Навроцкий, обойдя своего оппонента Рафала Тшасковского всего на 1,78%. Победить риторику «крови и почвы», которая дает людям простое объяснение сложного мира, очень сложно, тем более за один избирательный цикл, пишет журналистка и писательница Энн Эпплбаум в колонке для The Atlantic. Она анализирует, что результаты польских выборов говорят о будущей политической реальности во всем мире.
Как академическое сообщество в США помогает укреплять трампизм
Как американское академическое сообщество, столкнувшееся с беспрецедентным давлением новой власти, играет на руку Трампу? Все дело в интеллектуальном трайбализме, считает философ Саша Мадд. В своем эссе для Prospect Magazine она рассуждает, как академическое сообщество оказалось в центре политического шторма, почему борьба за равенство и инклюзивность порой превращается в источник внутреннего разделения, и возможно ли преодолеть групповой конформизм, чтобы сохранить свободу мысли и истинный дух высшего образования.
Американские университеты сталкиваются с беспрецедентным политическим давлением. Администрация Дональда Трампа, в частности, заморозила более 3 миллиардов долларов федерального финансирования Гарвардского университета, а также ввела обязательную проверку социальных сетей для всех иностранных студентов, подающих заявки на обучение в США. Новые открытия и инновации в области искусственного интеллекта, изменения климата, здравоохранения, неравенства и геополитики приносят пользу всему человечеству — независимо от того, где они были созданы, считает Сергей Гуриев, декан и профессор экономики Лондонской школы бизнеса. В своей колонке для Project Syndicate он пишет, почему остальной мир обязан взять на себя больше ответственности и как ему следует действовать в условиях утечки мозгов из США.
Кажется, что современный мир становится все более взаимосвязанным: технологии соединяют страны, корпорации действуют глобально, климатические угрозы не знают границ. Но это осознание автоматически не приводит к появлению космополитической политики, ориентированной на всеобщее благополучие. Напротив, на этом фоне развивается новый тип национализма — планетарный, который стремится не к укреплению старых границ, а к расширению зон влияния до масштабов всей планеты. Каким образом борьба за власть на Земле выходит за пределы традиционных государств? Как технологические элиты оказались по одну сторону с националистами? И почему у нас до сих пор нет работающих механизмов управления на этом уровне? Об этом в статье для Noema Magazine рассуждают исследователи коллективной идентичности и экологической этики Борис Шошитаишвили и Лиза Сидерис. Пересказываем их материал с сокращениями.
Страх произвольного задержания и допроса, опасения за последствия академической критики власти, тревога инакомыслящих за свою безопасность — теперь это не только про Россию и другие автократии, но и про США, долгое время считавшиеся оплотом прав и свобод. Что значит быть свободным и как меняется само представление о свободе в Америке эпохи Дональда Трампа? Почему Трамп не просто приближает страну к автократии, но фактически предает заветы отцов-основателей США? Случалось ли уже подобное в американской истории — и как обществу противостоять произволу власти? Об этом размышляет философ Саша Мадд в своем эссе для Prospect Magazine.
Имперские амбиции, жестокая война против соседней страны, внутренние репрессии — для того, чтобы предотвращать подобные события, и была создана Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Как получилось, что структура безопасности, вдохновившая революции свободы и построение единой Европы, оказалась бессильной перед агрессией одной из своих стран-участниц? Что Запад не понимал про Россию и почему так долго открытая критика России воспринималась как рискованная провокация? Можем ли мы еще спасти саму идею безопасности, основанной на принципах, а не на силе? Об этом в статье для Eurozine рассуждает основатель и директор Стокгольмского центра восточноевропейских исследований, бывший посол Швеции в ОБСЕ Фредрик Лёйдквист.
Окончание Второй мировой войны долгое время служило моральным и политическим ориентиром, определяя, каким должен быть демократический порядок, кого считать героем, а кого — палачом, и как извлеченные из прошлого уроки должны защищать от будущих катастроф. Но в XXI веке эта связь между прошлым и настоящим оказалась под угрозой. Как теперь выглядит память о Второй мировой войне в разных странах? Почему 1945 год перестал быть «нулевой точкой» европейского самопонимания? И есть ли шанс, что уроки Второй мировой снова станут актуальными? Об этом рассуждают историки Камило Эрлихман и Ференц Лацо. Переводим их материалы для Eurozine и The Review of Democracy с сокращениями.
