Альваро Хиль-Роблес: Путин сказал мне, что никогда и никому не доверяет

Я приступил к исполнению своих обязанностей комиссара по правам человека Совета Европы осенью 1999 года, в самом начале второй чеченской войны.

Война началась с вооруженного столкновения группы чеченцев во главе с фанатиком Шамилем Басаевым, которые вторглись в соседнюю республику Дагестан и провозгласили конечной целью создание Кавказского халифата.

Это безумие не только помешало усилиям более умеренных чеченцев построить мирную Чеченскую Республику, но и позволило российской армии жестоко и кроваво отомстить за унижение в первой войне, проигранной при Борисе Ельцине. Новоявленный президент Российской Федерации Владимир Путин позиционировал себя тогда как жесткий и непримиримый правитель, возвращающий поруганную национальную честь. Уже тогда началось его становление как президента, которого мы видим сегодня — президента войны, презирающего слабых правителей Запада и верящего в силу как единственное средство достижения своих целей.

Именно с этим новоявленным президентом Путиным мне пришлось иметь дело в те военные и послевоенные годы. Было несколько долгих бесед, из которых мне стало понятно, что несмотря на холодность, с которой он слушал мои рассказы о зверствах российской армии на чеченской земле и необходимости положить конец этому варварству, восстановив справедливость в отношении преступлений против беззащитного населения, он был способен на некоторые жесты, соответствующие моменту, даже если это было сделано исходя исключительно из тактических соображений.

Помню, как по возвращении из одного из таких визитов в Чеченскую Республику он принял меня за знаменитым длинным столом, но на этот раз лицом к лицу и в отдельной комнате, без микрофонов и записывающих устройств. Я сказал ему, что он должен положить конец варварствам, которые его армия совершает в Чечне, подавляя любой инцидент немедленной беспорядочной бомбардировкой населения, каждая из которых только множит жертвы и провоцирует еще больше ненависти.

Он внимательно выслушал меня и ответил, что у него нет другой армии, но он твердо намерен в течение двух месяцев вывести ее с передовой и передать ответственность за общую безопасность людям Рамзана Кадырова. Зная о жестокости и грубости этих чеченских подразделений, преданных России, я спросил его, действительно ли можно довериться им в том, что будет положен конец злоупотреблениям, и он прямо ответил, что не доверяет никому и никогда.

Он сдержал свое слово, и беспорядочные бомбардировки прекратились, но власть Кадырова в Чечне, как и его диктатура, укрепились. Сегодня он готов использовать чеченские войска в попытке запугать украинцев уже известными жестокостью и насилием.

Тот президент Путин 20-летней давности еще был способен слушать и сохранять пространство для диалога. И его окружали люди иного склада, например, тогдашний министр иностранных дел Игорь Иванов, бывший посол в Испании, умелый и тонкий переговорщик, уважительно относившийся к собеседникам и никогда не прибегавший к дворовому языку. Или Владимир Лукин, бывший посол в США при Ельцине и уполномоченный по правам человека, с которым я так хорошо работал и который так много мне помогал. Сдержанные люди, которые сохраняли прямые связи с Кремлем. Сегодня это уже в прошлом. Президент, похоже, окружен исключительно подхалимами, которые говорят ему то, что он хочет услышать, военными ястребами и олигархами, обогатившимися за его счет.

Должен признать, что со мной он был очень корректен по форме и строг по существу (он так и не удовлетворил мою просьбу об отмене смертной казни, хотя и сохранил мораторий), но он позволил произойти неформальным мирным переговорам в Страсбурге, а также создал пост омбудсмена «военного времени» для расследования исчезновений людей и нарушений прав человека. Он согласился начать поиск пропавших без вести с обеих сторон, идентифицировать и передать их семьям, и все это проходило при поддержке Европейского Союза. (Эта операция была отменена Генеральным секретарем Совета Европы вскоре после окончания моего мандата).

Он согласился и с несколькими другими моими рекомендациями. Однако на протяжении всех этих продолжительных разговоров я понимал: напротив меня человек, сильно уязвленный Западом и “непониманием России”, по крайней мере, его видения России, глубоко укоренившегося националистического мышления и тоски по сильной и уважаемой в мире стране, как это было в советские времена. И уж точно человек, далекий от того, чтобы разделять демократические ценности, характерные для Европы и представленные Советом Европы, членом которого пока еще является Российская Федерация. (Что довольно противоречиво, учитывая последнее совместное заявление с Китаем, дающее представление о других ценностях, центром которых не являются гуманизм, уважение человеческого достоинства, свободы, верховенства права и прав человека, характеризующие нашу модель европейского демократического общества).

Но президента, которого я знал и с которым вел переговоры, больше не существует. Те, кто вокруг него стремился к миру и укреплению минимальной демократии, были смещены.

Со временем мы стали свидетелями неприкрытого авторитарного дрейфа, преследования любых несогласных, как в политической, так и в гражданской жизни, особенно тех, которые сотрудничали с западными институтами или получали от них финансирование. До последнего стоял, не позволяя себя уничтожить, вошедший в историю Мемориал. Еще до него на пути тоталитарной машины встала Московская школа политических исследований, с которой я всегда сотрудничал, и которая проделала огромную работу по просвещению тысяч молодых людей и продвижению ценностей демократии при поддержке Совета Европы и Европейского Союза. 

Правосудие здесь — институциональный аппарат, независимость которого бросается в глаза своим отсутствием. Парламент — игрушка в руках единственной партии. Официальные СМИ доминируют, немногие остававшиеся независимые медиа заблокированы, а журналисты подвергаются уголовному преследованию по закону, показательно принятому за 24 часа подневольной Думой.

Радио “Эхо Москвы”, на которое я так часто приходил, чтобы поговорить о ситуации с правами человека в России и особенно в Чечне, только что было закрыто. Это был последний свободный голос внутри страны. Как и в советскую эпоху, которой восхищается президент, инакомыслие не допускается, а официальная правда является единственной, насаждаемой изо всех источников народу. Говоря прямо, Россия сегодня скатывается к классической диктатуре.

Но и здесь Путин ошибается. Сегодня существует параллельный мир информационных каналов, который невозможно взять под контроль. И как бы он ни пытался опьянить свой народ, правда о военной агрессии против Украины, об этой империалистической войне, нарушающей международный порядок, все равно будет открыта. И это не единственное попрание закона, которое мы наблюдаем в последнее время.

С другой стороны, сложившаяся ситуация наконец заставила Европейский Союз сделать гигантский шаг вперед, предприняв все меры против агрессии, направленной на европейскую страну. И общественное мнение и политические силы едины в убеждении, что необходимо укреплять общую внешнюю и оборонную политику.

Но мы не должны совершать ошибку и судить обо всем российском народе по безумным поступкам и взглядам его нынешнего президента, который на деле как раз не является сумасшедшим. Вовсе нет. Все, что он делает и как он это делает, отражает его истинное понимание власти. Поддержка российского народа сейчас не в пример ниже по сравнению с аннексией Крыма. Никаких стихийных демонстраций в поддержку войны нет. Напротив, значительная часть граждан проявляет мужество, выходя на антивоенные протесты, где уже более 14 тысяч людей были арестованы. Это и есть живое свидетельство сопротивления диктатуре.

Наконец, давайте не забывать, что, несмотря на весь ужас, мы должны приложить усилия, чтобы оставить открытой возможность переговоров для прекращения этой войны; и я по-прежнему считаю, что Запад должен быть открыт к использованию  Совета Европы как платформы для переговоров. Нам нужно сохранить пространство диалога, пока Россия отстранена, но еще не исключена, каким бы трудным этот диалог ни был. Это было сделано во время чеченской войны, и сегодня мы обязаны повторить эту попытку. Мы в долгу перед жертвами этого варварства, в том числе перед самими россиянами, перед молодыми солдатами, которые умирают и которых, как напомнила нам Светлана Алексиевич, скоро начнут передавать матерям, в цинковых гробах.

Источник: El Pais