Восстановительное правосудие как путь к верховенству права и демократии

На протяжении последних десятилетий множество стран проделывали переход от авторитарных и тоталитарных политических режимов к демократическим. Одни такие переходы оказывались устойчивыми, другие, как в России после распада СССР, – нет. Множество стран Европы, Латинской Америки, Азии на протяжении XX – начала XXI веков проделывали такие переходы по несколько раз. 

Часто оказывается, что при возникновении первых трудностей людям, которых годы авторитаризма отучили нести ответственность за свою жизнь и вступать в горизонтальные, не опосредованные властью социальные отношения с согражданами, хочется поскорее отдаться новому вождю, обещающему решение всех проблем. Тогда демократический транзит быстро сменяется авторитарным ренессансом.

Поначалу исследователи переходных политических систем полагали, что успех или неудача демократического транзита, его устойчивость обусловливается сугубо политическими и экономическими факторами. Но постепенно стало понятно: результат транзита во многих случаях объясняется тем, как страны, пережившие в своем развитии тяжелые периоды беззакония, осуществляют расчёт с прошлым – насколько им удалось осмыслить, что с ними произошло, и принять меры, чтобы не повторять прежних ошибок. Это не единственный, но важный фактор, который определяет, окажется ли прочным новый, демократический социально-политический фундамент. 

Почему демонтаж авторитарных режимов нуждается в каком-то особом расчете с прошлым?[1] Причина проста: такие политические режимы не связывают себя верховенством права. Главенство закона – это не их история. Военные хунты, персоналистские диктатуры, коммунистические режимы, – все они подчиняют закон текущему моменту, превращают право в оружие, которым можно разить врагов и защищать друзей режима.

Насколько далеко автократы отойдут от принципов права и справедливости – зависит от конкретных особенностей режима, но в той или иной степени все они это делают. Использование правовой системы, государственного аппарата принуждения для расправы с классовыми, социальными, политическими или идеологическими противниками может сопровождаться многомиллионными жертвами, как при Сталине, а может – небольшим количеством жертв и злоупотреблений, если режим «вегетарианский». Но такие жертвы в авторитарных режимах всегда есть.

В истории практически не было авторитарных систем, которые бы открыто декларировали свою приверженность беззаконию и произволу, делали бы своим девизом отказ от права. Наоборот, все они стремятся, насколько возможно, делать вид, что отъем собственности и расстрелы, депортации, «исчезновения», многолетнее лишение свободы и прочие репрессии производятся в рамках закона (при этом, разумеется, выгибая и ломая закон так, как им нужно). Весь государственный аппарат, вся судебно-правоохранительная система в авторитарных режимах поставлены на службу автократии. 

Поэтому пока эти режимы длятся, расследовать санкционированные, инспирированные или непосредственно осуществленные ими преступления невозможно. Чем более долгая у авторитарного режима жизнь и чем более он жесткий, чем больше у него врагов, которых «пришлось» репрессировать, тем больше накапливается со временем системной безнаказанности – преступлений, которые не могут быть расследованы и осуждены, пока такой режим длится. 

Такая возможность открывается при демонтаже режима. Логически очевидно: первое, что надо сделать, когда авторитарный режим пал, – это восстановить растоптанную им справедливость: наказать виновных в преступлениях и по возможности компенсировать потери жертвам или их семьям. Одновременно лицам, виновным в безнаказанных преступлениях прошлых лет, запрещается деятельность, связанная с госуправлением, образованием, работа в судах и правоохранительной системе (люстрация). Так общество может хотя бы частично обезопасить себя от повторения страшного прошлого, от которого оно хочет уйти.

Необходимость «расчета с прошлым» кажется совершенно очевидной: 1) несправедливый режим, совершивший множество беззаконий, пал, а значит, надо 2) восстановить справедливость и наказать виновных в прошлой несправедливости. Правовой порядок был нарушен несправедливым политическим режимом – теперь его надо восстановить (поэтому правосудие переходного периода называют еще «восстановительным»). Но на практике у стран находится миллион причин, мешающих это сделать. 

Самая распространенная из них связана с условиями передачи власти от старого режима к новому. Если прежняя элита отдает бразды правления более-менее добровольно и бескровно, неприкосновенность ее агентов и молчание об их делах часто становится условием передачи власти. Пока авторитарное правление длится, даже на его излете, это не кажется слишком высокой платой за безболезненность транзита. Но когда автократия пала, плата за спокойный транзит выглядит уже завышенной. Однако договориться о новых условиях бывает сложно. Поэтому, например, в Аргентине и Испании процесс после военных диктатур процесс, в котором преступники были названы преступниками, переживал откаты, занял много лет и потребовал очень много сил и мужества от тех, кто боролся за справедливость, показывает Николай Эппле в книге «Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах». 

Еще больше причин помешало России разобраться с преступлениями 70+ лет советского режима. Среди этих причин в 1991-1998 годах были, в частности, кризис советской экономики, распад всех институтов государства, резкие реформы начала 1990-х, которые быстро отвлекли внимание всех акторов от мысли, что надо заниматься восстановлением справедливости. Помешала слабость диссидентского и демократического движения на рубеже 1980-90-х и то, что партийно-хозяйственная номенклатура быстро увидела для себя выгоду в начавшихся преобразованиях и оказалась в их авангарде. Еще одно препятствие: новый политический режим пришлось собирать из осколков старого. После путча-1991 поддержка спецслужб была очень важна для Бориса Ельцина (который сам был «плотью от плоти» коммунистической бюрократии), особенно в условиях неготовности населения терпеть издержки реформ. 

Наконец, очень сильно помешало отсутствие детальной проработки будущих реформ в годы Перестройки. За 5 лет (1987-1991) относительной и постепенно увеличивавшейся свободы слова лидеры мнений не успели обсудить ни детали перехода к демократии, ни план перехода к рыночной экономике. И тем более не успели подготовить к этим транзитам население. Парадокс советской перестройки состоял в том, что сначала обсуждать эти вопросы было нельзя (или можно – но очень осторожно). Когда же цензура ослабла, и обсуждение стало возможным, в нем уже не было смысла, оно запоздало, отставая от темпов распада советского государства, политической системы и экономики. 

В результате подготовиться к стихийно начавшимся транзитам к демократии и рынку не получилось. Идея люстрации, в отличие от стран Центральной и Восточной Европы, была в России отвергнута почти без обсуждений; виновные в преступлениях коммунистической диктатуры не понесли никаких наказаний; жертвы этих преступлений фактически не получили компенсаций или иного возмещения. 

Российский политический класс не извлек уроков из краха преступного советского режима, сделавшего нарушение прав человека нормой жизни. 70 лет пошли не впрок, демократический транзит закончился неудачей. В 2000-е, «наигравшись со свободой», люди охотно способствовали становлению нового авторитарного режима. Этот поворот мог произойти и раньше – в 1993-м, 1996-м или 1998-м. 

В 1990-е у россиян было слишком много неотложных дел, чтобы заниматься восстановительным правосудием по преступлениям советской эпохи. В 2000-е и далее эта работа целенаправленно блокировалась. Редкое исключение – борьба за возвращение права на жилье жертвам советских репрессий и их детям в 2020-21 гг. Зато за 30 лет с момента распада СССР добавились новые преступления, которые не могли быть своевременно расследованы – начиная с преступлений первой и второй чеченских войн и заканчивая путинскими репрессиями. 

Теперь у нас есть шанс лучше подготовиться к следующему демократическому транзиту. В последние годы стало появляться довольно много аналитики, цель которой – продумать, что делать «после Путина» с политической системой, экономикой, образованием, здравоохранением и т.д. Но до сих пор оставался без ответа основной вопрос: что делать с остающимися безнаказанными преступлениями постсоветской и советской эпох. В ноябре 2020 ситуация радикально изменилась. Теперь у нас есть карта, позволяющая разобраться с главными вопросами демократического транзита – вопросами правосудия.

Решение этой задачи делает опубликованный на сайте Института права и публичной политики доклад юриста Николая Бобринского и историка Станислава Дмитриевского «Между местью и забвением: концепция переходного правосудия для России» одним из главных текстов, написанных, как скажут потом историки, в эпоху путинского авторитаризма. В докладе подробно разбирается, какие юридические и политические вопросы нужно будет решить, чтобы восстановить правосудие.

Продумывать механизмы восстановления справедливости уже сейчас, когда путинский маховик репрессий только разгоняется, очень важно. Какими бы ни были обстоятельства следующей попытки российского демократического транзита, карта мер переходного правосудия очень облегчит дело. 

Заниматься этим нужно будет вовсе не для того, чтобы «отмстить» организаторам и исполнителям сталинских, хрущевских, брежневских или путинских репрессий, или наказать кого-то за преступления, совершенные во время чеченских войн. Именно ненужные и избыточные ассоциации восстановительного правосудия с местью заблокировали разговор об этом в конце 1980 – начале 1990-х годов. Даже многие диссиденты и правозащитники называли суд над коммунистами и КГБшниками, и их люстрацию плохой идеей. Они считали, что никаких гарантий повторения прошлого не нужно. Достаточно того, что это прошлое закончилось – а разбираться с тем, кто расстреливал, кто доносил, кто отдавал приказы – это все лишнее. Как поется в иронической песенке Юлия Кима «Забудь былое»:

Зачем былое ворошить? 
Тебе так легче, что ли, жить? 
Вот тебе пиво и ветчина, 
А что вчера было,
А что вчера было…
А что вчера было – 
То было вчера!

Шуточный стишок выражает настроение целой эпохи. 30 лет назад казалось, что разбирать роли палачей и их пособников действительно незачем. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, а мы скорее рванем в новую жизнь! – таким было общее настроение. Были и другие доводы. В СССР, в отличие от восточноевропейских стран, общественная эрозия шла на протяжении жизни не полутора, а почти трех поколений, и была почти тотальной, говорили одни: «Как же делить на «чистых» и «нечистых», если нечисты все?» Гуманность и милосердие требуют отказаться от уголовного преследования виновных в советских репрессиях, говорили другие. А раз все «одним миром мазаны», все повязаны, все соучастники и все виноваты, то стоит ли разбираться в степенях виновности, говорили третьи: «Не лучше ли просто перевернуть страницу?» 

Все эти соображения легко блокировали суд над КПСС и КГБ, люстрацию, восстановление правосудия в отношении жертв коммунистических преступлений. Но забвение прошлого не облегчило путь в «светлое будущее». Наоборот, оказалось, что такой подход выгоден только коммунистам и кагебэшникам – он позволил им 1) избежать каких-либо кар за преступления советской эпохи, 2) встроиться в новый политэкономический режим, сохранив привилегированные позиции, 3) дождавшись благоприятной ситуации, расчехлить висевшее в 1990-х на стенке ружье, и начать использовать ровно те же методы борьбы с политическими оппонентами, использование которых в СССР не было осуждено по причине избыточного милосердия. 

Путинская реставрация чекистского политического режима (без коммунизма), надеюсь, ясно показала всем: расследование преступлений, которые не наказываются и не могут быть наказаны в авторитарном режиме – это не вопрос мести. Это даже не вопрос «расчета с прошлым». Это крайне важный элемент заботы о будущем. Преступление должно быть названо преступлением, даже если с момента его совершения прошло больше 100 лет («красный террор»), почти 100 лет (коллективизация и голод) или без малого 35 лет (голодовка и смерть Анатолия Марченко, добивавшегося освобождения политзаключенных СССР). 

Цель переходного правосудия – не месть, а закладка фундамента правового государства – социальной системы, построенной на верховенстве права. Иначе ужасное снова случится – преступления будут повторены. Верховенство права – это защита от трудного прошлого, попытка сказать ему never again (такое не должно повториться). Права человека должны быть защищены, и не только на бумаге.

Но невозможно перейти от социальной системы, стоящей на беззаконии (включая нарушения прав человека) и несправедливости, к верховенству права, не «починив» произведенные предыдущим режимом поломки. Лечение этих ран (у многих жертв они кровоточат) – это и есть восстановление права. Оставить в стороне обиды и несправедливости прошлых лет, и строить правовую систему «с нуля», как если бы мы все только что родились, – это наивность, ошибка и ложь, которая делает основанные на ней социальные системы неустойчивыми. 

Только восстановив порушенное правосудие, можно двигаться дальше и идти не теми же, а новыми дорогами. Без этого верховенство права остаётся пустым звуком. Только восстановив право, можно строить новое государство на его основе. Как восстанавливать, какие развилки при этом придется пройти – об этом подробно рассказано в докладе «Между местью и забвением». Прочитайте его внимательно. Ведь теперь мы точно знаем, что будет, если лень, ложный гуманизм, конформизм еще раз подскажут нам отказаться этой работы. Если не строить общество на верховенстве права, верх в нем рано или поздно снова возьмет сила. Чтобы строить новое на принципах права, сначала придется восстановить правосудие. Как только появится такая возможность.