Потому что жизнь имеет значение

США охвачены массовыми протестами против полицейского произвола и расизма, начавшимися в Миннеаполисе и быстро распространившимися по стране, а затем и по всему миру —  акции в поддержку американских протестующих проходят в Европе, Великобритании, Новой Зеландии, Канаде, Тайване. 

На фотографиях и видеозаписях с этих протестов мы видим и мирных протестующих, и гневную толпу, которая поджигает полицейские машины и рестораны; мы видим, как сотрудники американской полиции распыляют перечный газ и разгоняют протестующих, бросая в них дымовые шашки, но также видим и сотрудников американской полиции, преклоняющих колено перед колоннами митингующих в знак солидарности. 

В 1965 поэт-битник Аллен Гинзберг  в своем эссе “Как организовать протест/спектакль” (How to Make a March/Spectacle) призвал протестующих (против войны во Вьетнаме)  взять с собой побольше цветов, чтобы раздавать их всем, кто встретится на пути — полицейским, журналистам, политикам, другим людям. Протесты превратились в уличный театр и дали начало движению “Flower power” — сила цветов противостояла силе войны и самой идее насилия. Прошло 55 лет. Стало ли в мире меньше насилия? Стивен Пинкер уверен, что да (см. книгу The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined). Согласимся ли мы с ним единодушно? Уверена, что нет. 

Протестующие в Америке и по всему миру выходят на улицы против полицейского насилия и проявлений расизма под лозунгом “Black Lives Matter”. Очень грустно признавать, что в 2020 году, когда законы Джима Кроу должны были бы восприниматься как страница истории из главы “Никогда Больше”, расизм остается актуальной политической темой. Впрочем, в 2020 году пережитком истории должен был бы стать не только расизм, но и насилие в целом — полицейское насилие, насилие в семье, насилие государства по отношению к своим гражданам, насилие над другим, над непохожим, над слабым, над безоружным, над женщиной, над ребенком, над исповедующим другую религию. 

Согласно определению Организации Объединенных Наций,  права человека — это неотъемлемые права каждого, в независимости от национальности, места жительства, пола, этнической принадлежности, цвета кожи, религии, языка или любых других признаков. Все люди в равной степени располагают этими правами, исключая всякого рода дискриминацию. Эти права взаимосвязаны, взаимозависимы и неделимы. 

Декларация была принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 года и постановила необходимость защищать права человека во всем мире, всех без исключения. Это дало нам, разумному человечеству, 72 года для осознания и выработки привычки практиковать соблюдение прав человека. Но 72 года спустя мы понимаем, что человечество не выучило урок универсальности основных прав. 

Василий Жарков в своем блоге пишет: “.. я помню другую историю: одна моя бабушка говорила мне, что «мы всегда должны садится в переднюю дверь». Мы, понятное дело, «интеллигенция», но кто-то при этом должен был входить на заднюю площадку.” 

В законах Джима Кроу, действовавших в США до середины 1960, есть строчка: “Автобусы. Все автобусные остановки штата должны быть оборудованы раздельными залами/местами ожидания и отдельными окнами продажи билетов для белых и цветных рас (штат Алабама)”. Все это происходило внутри тех самых 72 лет с момента принятия Всеобщей декларации прав человека. 

Василий Жарков продолжает: “»Простой человек» практически не переводимо на английский язык, я по этому поводу специально получил консультацию одного из ведущих переводчиков нашей страны. Lives of the people in the street matter, жизни простых людей имеют значение — вот какой встречный BLM лозунг мог бы быть выдвинут на русском языке в актуальной для нас форме.”

Илья Будрайтскис в тексте для Open Democracy пишет: “Сейчас невозможно предсказать последствия американских протестов, однако очевидно: сотни тысяч их участников глубоко уверены, что их страна находится на пороге больших перемен. На этом фоне большинство реакций в российском публичном пространстве выглядят как мутный, бесконечно повторяющийся дурной сон, из которого не получается выбраться.  .. Либеральные публицисты и прокремлевские медиа, в местном контексте вроде бы представляющие разные полюса, сливаются в общем хоре гибели Запада, обличения политкорректности и грубых расистских шуток. .. Причины постсоветского расизма (в том числе и социального – ненависти к бедным и неуспешным) часто принято искать в советских травмах: эмигрировавшие на Запад или оставшиеся здесь представители старшего поколения интеллигенции воспринимали любые разговоры о расовом угнетении и социальном неравенстве в Америке и Западной Европе как воспроизводство официального советского идеологического языка. Интеллигенция, когда-то сама переживавшая себя в качестве угнетенного советской властью меньшинства, теперь при помощи расизма бунтовала против нового угнетения со стороны политкорректного западного мейнстрима.”

Западные интеллектуалы уже вывели в повестку дня необходимость нового осмысления “f-word” (то есть фашизма). “Я старался воздерживаться от использования “слова, начинающегося на ф” все последние три с половиной года (время президентства Дональда Трампа), но я больше не вижу ни одной адекватной альтернативы для описания происходящего.. Трамп — фашист, и он проповедует фашизм в Америке”, пишет в своем твиттер аккаунте бывший министр труда, Роберт Райх. 

Дженнифер Салай, редактор the New York Times Book Review, в своей статье пишет, что Райх не одинок в этом размышлении. Журналист Маша Гессен, недавно опубликовавшая книгу  “Surviving Autocracy,” тоже настроена скептически. В книге говорится, что американская политика обращается со словами, такими как “фашизм” довольно небрежно. На следующий день после выхода книги Маша Гессен опубликовала в The New Yorker короткое эссе, прокомментировав, что значит, когда президент — открыто очарованный военными парадами и мужчинами в масках и форме — дает добро губернаторам штатов использовать войска для подавления протестующих. “Независимо от того, осознает ли он, к какой концепции прибегает, это и есть фашизм.”  

Новое осмысление понятия “фашизм” пригодилось бы по обе  стороны океана. Но если мы опустимся немного глубже, любое из проявлений фашизма ведет нас к идее человеческого насилия. Насилие как проявление отрицательных эмоций, с которыми человечество не научилось справляться. Насилие как защитная реакция. Насилие как отказ сознания принять сложность мира во всех его проявлениях. 

Лев Рубинштейн пишет: “Современное, цивилизованное человечество, пройдя через бесконечную череду саморазрушительных предрассудков и суеверий, через кровавые войны и преступления, выстрадало такое понимание мира, в основе которого лежит суверенное право людей быть разными, непохожими друг на друга. Современный мир базируется не только на взаимной терпимости, но и на дружелюбном любопытстве по отношению к «другому». Не ненависть, не подозрительность, а стремление к пониманию и готовность встать на защиту того, что подвергается гонению и агрессии. 

Объекты ксенофобии приходят и уходят, иногда они усиливают свое влияние, иногда это влияние ослабевает. Они сменяют друг друга, но ксенофобия сама по себе никуда не девается, оставаясь вечно юной во всей своей неиссякаемой актуальности и неуемной энергии”.

Человеку, наделенному родоплеменным сознанием, очень трудно объяснить, что такое разнообразие общественной и культурной жизни. Но как мы видим, насилие исходит не только от носителей родоплеменного сознания. Любое сознание рискует обнаружить себя в эпицентре насилия, стать его источником. Никто не защищен. И пока человечество не изобрело другого инструмента противостояния насилию кроме просвещения. Чтобы противостоять насилию, мы должны осознать его в себе и трансформировать эту энергию в мирную. 

Невозможно поставить под сомнение лозунг “Black Lives Matter”, но мы должны дойти до той точки размышления, в которой — даже для усиления приема или привлечения внимания — не будем разделять человечество на расы, принадлежность к религиям, полу, культурным системам, языкам — потому что жизнь сама по себе священна и имеет значение. 

Возможно, современная повестка дня должна формироваться не тем, какие мы выносим в нее вопросы, но тем, как мы готовы их обсуждать — исходя из уважения к жизни и правам другого, любого человека.