Полвека спустя: что годовщина смерти Франко говорит о современной Испании

«Годовщина смерти Франко продемонстрировала, насколько болезненной остается тема прошлого в Испании»

В конце 2024 года правительство Испании объявило о намерении отметить пятидесятилетие со дня смерти Франко. Подготовка выглядела внушительно: премьер-министр и социалист Педро Санчес анонсировал проведение более сотни мероприятий в течение 2025 года под лозунгом «Свобода в Испании». Масштаб празднований был оправдан необходимостью объяснить молодому поколению, что собой представлял франкизм, и тем самым удержать его от поддержки набирающей силу крайне правой идеологии.

Однако инициатива подверглась критике — в числе прочего потому, что «свобода», которую планируется чествовать, началась не со смертью Франко в 1975 году, а с ратификацией Конституции 1978 года. А ратификация, в свою очередь, стала возможной благодаря выборам в учредительные Кортесы в 1977 году и референдуму о политической реформе в 1976 году, сделавшим процесс перехода необратимым. Фактически, единственным немедленным следствием смерти Франко стало вступление на трон короля Хуана Карлоса I в качестве главы государства.

Импровизированный и навязанный сверху характер запланированных мероприятий выдал их политическую подоплеку: отвлечь внимание от слабости действующего правительства — нестабильной левоцентристской коалиции при поддержке региональных националистов — и от обвинений в коррупции, в которых оно оказалось замешано. Сторонники правительства, в свою очередь, рассматривали критику как доказательство того, что испанские правые все еще неспособны дистанцироваться от наследия диктатуры.

Таким образом, пятидесятилетие со дня смерти Франко продемонстрировало, насколько болезненной остается тема прошлого в Испании, несмотря на то, что с начала общественной дискуссии об исторической памяти прошло уже более двадцати лет. Тогда, в конце 2004 года социалистическое правительство Хосе Луиса Родригеса Сапатеро создало комиссию по делам жертв Гражданской войны, положив начало процессу, который завершился принятием закона об исторической памяти в 2007 году. С тех пор споры о наследии Второй республики, Гражданской войны, диктатуры Франко и переходного периода заняли центральное место в общественном дискурсе.

«Эти события до сих пор живы в личной и семейной памяти миллионов испанцев»

В 2000-е казалось, что полемика в конечном итоге приведет к новому общественному консенсусу. Но последние два десятилетия показали ошибочность этого ожидания. А появление таких политических партий, как левопопулистская Podemos и националистическая Vox, повлияло на некоторые аспекты дискуссии. Тем не менее, некоторые темы по-прежнему вызывают острые и непреодолимые разногласия — например, вопрос о единой официальной интерпретации прошлого или причины начала Гражданской войны.

Долговечность этих дискуссий особенно поразительна с учетом того, насколько изменилась Испания за последние два десятилетия. Экономический и политический кризис, начавшийся в 2008 году, а также сепаратистский процесс в Каталонии, достигший апогея в 2017 году, оказали серьезное влияние на общество. Страна меняется, но споры об исторической памяти продолжаются. Кажется, в них есть нечто такое, что делает их бесконечными.

Но возможно, здесь и нет ничего удивительного. В конце концов, речь идет о самом травматичном эпизоде новейшей испанской истории — Гражданской войне 1936−1939 годов и последовавшей за ней диктатуре, длившейся целых четыре десятилетия. Эти события до сих пор живы в личной и семейной памяти миллионов испанцев.

Да и не только в этом дело. Споры об исторической памяти затрагивают и момент зарождения испанской демократии — переходный период. Во второй половине 1970-х годов этот процесс привел к демонтажу диктатуры и созданию демократической системы. В течение многих лет переход рассматривался как образцовый — и небезосновательно.

Но движение за историческую память ставит эту оценку под сомнение, утверждая, что новая демократия была построена с недостаточным вниманием к политике памяти. Некоторые идут еще дальше, заявляя, что демократия возникла на основе безнаказанности франкистских элит и «пакте о забвении», который помешал осмыслению прошлого. Требования отменить приговоры, вынесенные при франкистском режиме, также вступают в противоречие с принципом перехода к демократии в Испании «по закону и через закон». Те, кто хорошо отзывается о переходе, считают это плюсом — мол, все было сделано мирно и легитимно. Но если сам тот старый «закон» признать несправедливым, то вся конструкция уже выглядит не вполне легитимной.

Можно ли было сделать что-то по-другому? Можно ли было пересмотреть политику памяти, не затрагивая базовых принципов переходного периода? В 1980-е годы были одобрены отдельные меры по восстановлению справедливости — например, пенсии для инвалидов и тех, кто сражался на стороне республиканцев, — и они не вызвали особых споров. Политзаключенные получили компенсации, а правонарушители с обеих сторон были амнистированы в 1977 году.

Можно ли было в рамках той же логики, к примеру, добиться открытия массовых захоронений — главного предмета общественных дебатов середины 2000-х? Кто знает. Но ясно то, что в подходе к политике памяти что-то поменялось, и в ходе последующих дискуссий общество не смогло отделить оценку войны и диктатуры от оценки переходного периода — а значит, и от легитимности демократии, которая из него выросла.

«Споры о памяти породили еще и память о самих себе»

Все эти споры вызвали огромный интерес к испанской истории ХХ века. Объем исследований, статей, эссе, романов, фильмов и пьес, посвященных Второй республике, Гражданской войне и диктатуре Франко, за последние двадцать лет стал по-настоящему колоссальным. Это можно расценивать как положительное явление — по крайней мере, с точки зрения осведомленности испанского общества о собственном прошлом. Однако проблема (или по крайней мере одна из них) заключается в том, что дискуссия слишком часто сопровождается обвинениями в недобросовестности: якобы, все исследования и аргументы — это не искренняя попыткой понять прошлое, а всего лишь ширма для продвижения политической повестки. Обилие высказываний здесь свидетельствует не о конструктивном диалоге, а, скорее, вписывается в ту же логику поляризации, которая характерна для современных обществ.

Примечательно, что споры о памяти породили еще и память о самих себе. Сегодня дебаты о недавнем прошлом касаются не только событий 1930-х и 1940-х годов, но и того, как обсуждались эти события в 1990-х, 2000-х и 2010-х. Критики инициатив, связанных с исторической памятью, считают, что они были выдвинуты левыми силами накануне утраты власти или уже после этого — с целью подорвать авторитет правых, которые пришли к руководству страной в 1996 году и добились абсолютного большинства на выборах 2000 года.

Интерпретация памяти о спорах затем проецируется и на все последующие эпизоды дискуссий. Предполагается, что все это — часть одного и того же процесса, начавшегося не в 1930-х, а в 1990-х: использования прошлого левыми в их электоральной борьбе с правыми. По этой логике, левые сформировали собственную память о правых как о силах, отказывающихся разорвать связь с франкизмом. Таким образом, полемика о памяти становится самореферентной и определяется тем, как запомнились предыдущие ее стадии.

«Работа по осмыслению прошлого только усугубляет внутренние противоречия»

Отдельного внимания заслуживает нарастающая регионализация политики памяти: к 2023 году в 13 из 17 автономных сообществ Испании уже действовали собственные законы о памяти — поразительная фрагментация, учитывая, что Вторая республика, Гражданская война и диктатура Франко были явлениями общенационального масштаба, даже если в разных регионах они проявлялись по-разному, как это обычно бывает с любыми историческими событиями.

Это не только воспроизводит прежние споры, но и приумножает их. Так, правые региональные правительства, пришедшие к власти после выборов 2023 года, начали кампанию по отмене и пересмотру законов о памяти, принятых их левыми предшественниками. Эти новые законы, в свою очередь, наверняка будут отменены при следующей смене власти в регионе, и заменены другими, которые тут же окажутся под огнем критики со стороны новой оппозиции — все это сопровождается заявлениями, публикациями, уличными акциями, публичными дебатами и т. д.

Спустя двадцать лет трудно говорить о достижении общественного консенсуса. Создается впечатление бесконечной спирали политических разногласий, в которой едва утихает один фронт, как тут же вспыхивает другой. Причина здесь не столько в самой полемике об исторической памяти, сколько в особенностях развития испанского государства — местами конструктивного, местами глубоко дисфункционального. Трудно представить, что такой путь можно считать образцом для выстраивания политики памяти. Испанскому обществу было предоставлено достаточно времени, чтобы осмыслить самые болезненные эпизоды своей истории. Но, похоже, эта работа только усугубляет внутренние противоречия.