Почему молодое поколение не хочет гнаться за богатством

С апреля по сентябрь 2021 года более 24 миллионов американцев уволились с работы и так и не вышли на новую — это рекордный показатель за все время. Явление уже получило название the Great Resignation, “Великий исход с работы” или “Великое увольнение” — по аналогии с Великой депрессией и Великой рецессией. Оно касается не только США: схожие тенденции наблюдаются и в других богатых странах, в том числе Германии и Японии. 

Пандемия нанесла человечеству серьезный урон: по опросам, выгорание и ухудшение психического здоровья стали чувствовать люди во многих странах. Но дело не только в коронавирусе. Давление на развитые страны росло десятилетиями. Доходы остались на прежнем уровне, занятость перестала давать гарантии стабильности, а стоимость жилья и образования резко возросла, в результате чего меньшему количеству молодых людей удалось достичь финансовой устойчивости.

Согласно опросу Microsoft Corp., почти половина работников в мире рассматривают возможность увольнения. По данным другого глобального опроса, проведенного консалтинговой компанией Qualtrics International Inc., примерно 4 из 10 респондентов среди миллениалов и поколения Z говорят, что бросили бы работу, если бы их попросили вернуться в офис на полную ставку. Опрос Mind Share Partners показал, что две трети миллениалов, бросивших работу в 2021 году, связали увольнение с состоянием их психического здоровья, у поколения Z доля была еще выше — 81%. 

В основном новые тенденции затрагивают тех, кто моложе 40 лет, они также отражаются и на экономике в целом. Перед лицом экзистенциальных угроз, таких как пандемия и изменение климата, этот тренд может спровоцировать более глубокую дискуссию о беспощадном стремлении к богатству как на индивидуальном уровне, так и для стран в целом.

«Столкнувшись с перспективой смертности, люди ведут себя совершенно по-другому, — говорит Бенджамин Грейнджер, руководитель службы консультирования по вопросам опыта сотрудников в Qualtrics. – Теперь они смотрят на работу через совсем другую оптику. Этот подход можно описать примерно так: “Я работаю не ради зарплаты. Дело не в этом. Я хочу получать от работы удовлетворение”».

В США финансовые проблемы миллениалов возникли задолго до коронавируса. Нынешнее поколение, вероятно, станет первым в истории США, менее богатым, чем их родители. 

Пандемия только обострила эти опасения. Человеческая и экономическая бойня, вызванная коронавирусом, также заставила многих молодых людей усомниться в своих приоритетах. В июле 2020 года федеральное агентство в Вашингтоне, округ Колумбия, где работал Бен Андерсон, заставило сотрудников вернуться обратно в офис, не предприняв никаких мер безопасности и не обеспечив должного социального дистанцирования. После того, как его коллега столкнулся с осложнениями после перенесенного коронавируса, Андерсон задался вопросом: а действительно ли постоянная работа является ключом к безопасности и хорошей жизни? «Когда мир рухнул, я не думаю, что им было какое-то дело до меня», — говорит он. В какой-то момент он подумал: «Ради чего? Я работал в гигантской бюрократии, на которую никак не мог повлиять. Он не создан для этого. Я просто измучился». Сейчас Андерсон живет в Лос-Анджелесе и снимается в телешоу и рекламных роликах. «В таком безумном месте, как Голливуд, у меня столько же шансов, сколько и на госслужбе», — говорит он.

Схожие тенденции наблюдаются и в Азии. Китайское движение lie flat, пропагандирующее «лежачее положение», стало реакцией и на систему с изнурительным графиком работы «996» — с 9 утра до 9 вечера, шесть дней в неделю, и на неослабевающее давление со стороны семьи, общества и даже правительства, заставляющего молодых людей продолжать движение по служебной лестнице.

За последнее десятилетие экономика Китая выросла вдвое, но далеко не все стали бенефициарами этого стремительного взлета: во многих крупных городах рост стоимости жизни опережает рост заработной платы. «Экономика стала перегретой и неустойчивой, как в экологическом, так и в психологическом смысле», — говорит Сян Бяо, директор Института социальной антропологии Макса Планка в Германии. Lie flat признал даже Си Цзиньпин: в своей августовской речи президент он призвал граждан избегать этой стратегии и вместо этого «открыть каналы для восходящей мобильности».

Духовным домом движения можно назвать город Шэньчжэнь на юго-востоке Китая, это быстро развивающийся технологический центр для гигантских заводов по производству электроники, компаний Huawei Technologies Co. и Tencent Holdings Ltd., а также для 18 миллионов человек, многие из которых переехали туда из других частей Китая, чтобы осуществить свои мечты о достатке. Сейчас, по мере того, как экономика замедляется, некоторые люди задаются вопросом, стоят ли их мечты таких усилий.

32-летний Джек был полон амбиций, когда пять лет назад он устроился в телекоммуникационную компанию, но изнурительная работа и огромные нагрузки не привели его к успеху, на который он рассчитывал. Со временем его энтузиазм угас: «Многие интернет-отрасли достигли стадии, когда нет взрывного роста. Но тяжелая работа и постоянный стресс никуда не делись. Вы просто теряете надежду». При этом жизнь в Шэньчжэне дорогая даже для хорошо оплачиваемых профессионалов. 

В мемах и постах молодые китайцы называют свое поколение «соленой рыбой» — на кантонском диалекте соленая рыба является метафорой трупа, но это также может означать людей, лишенных амбиций и стремлений.

В Японии разговоры, происходящие в Китае и США о том, как сбалансировать работу и жизнь, кажутся знакомыми. Еще в 1990-е средства массовой информации нарисовали нелестный портрет молодых «свободолюбивых» японцев (freeters), которые отвергли требовательную офисную культуру Японии с ее жесткой иерархией и 15-часовым рабочим днем ​​в пользу случайных заработков. К 2010 году freeters стали частью более масштабного явления — «поколения сатори» (означает состояние просветления в японском буддизме, достигаемого путем отказа от материальных желаний).

Кайру Тайра, 22 года, работает в компании по производству потребительских товаров в Кобе и ведет блог о поколении сатори. Себя он считает минималистом с ограниченным гардеробом, из четырех футболок и четырех рубашек с длинными рукавами. По его словам, поколение сатори обвиняют в том, что оно «недостаточно помогает экономике», потому что они тратит так мало. «Но я думаю, что каждый из нас лучше видит то, что действительно важно в жизни», — говорит он. 

Аналогичные процессы происходили во время экономического спада на Тайване в начале 2000-х годов. В то время А-Гуи был видеоредактором в Тайбэе. Выгорев из-за работы, он уволился в 2006 году и стал фрилансером: «Были времена, когда мои деньги почти заканчивались, но всегда находились какие-то возможности для заработка». Позже А-Гуи женился и в 2016 году вернулся к работе на полную ставку, но теперь часто видит других разочарованных молодых людей, которые идут по тому же пути. «Как бы усердно вы ни работали, вы не сможете купить дом, — говорит он. — Порог постоянно повышается, поэтому он становится все более недостижимым. В чем смысл?»

Даже в более ориентированной на благосостояние Европе, многие люди переосмысливают свою карьеру. В еврозоне сейчас занято примерно на 2 миллиона человек меньше, чем до коронавируса. 26-летняя Милена Кула говорит, что она «почувствовала облегчение», когда в апреле 2020 года истек ее контракт в берлинской некоммерческой организации. Сейчас она живет под Бранденбургом, где планирует создать общественное пространство для людей, которые, как и она, хотят сделать жизнь более экологически устойчивой. 

Часто то, что подают как изменение взглядов молодежи, просто отражает долгосрочные тенденции, говорит Бобби Даффи, директор Института политики Королевского колледжа Лондона. По его словам, многие люди в возрасте от 20 до 30 лет имеют от работы совершенно иные ожидания, нежели их старшие сверстники, например, отдают предпочтение новым навыкам, а не стабильности. Но старшие когорты в молодости придерживались схожих взглядов.

Бенджамин Грейнджер из Qualtrics считает, что огромное количество людей, бросающих работу в США и Европе, свидетельствует о структурном психологическом сдвиге. Причем в Китае этот сдвиг может оказаться еще более фундаментальным. Коммунистическая партия пытается ослабить движение lie flat, обещая к 2035 году удвоить размер сегмента населения со средним доходом. Но замедление экономического роста заставляет партию больше сосредоточиться на том, как эти доходы распространяются. Если опасения по поводу ценности труда сохранятся, они могут со временем повлиять на ход экономики.

«Lie flat и Great Resignation поднимают сложные вопросы, не требуя конкретных изменений. Это хороший импульс, — говорит Сян из Института Макса Планка. — Он может дать энергию для новых парадигм роста».