Елена Панфилова: Человечество начинает выстраивать партизанские тропы в кризисных условиях

«Мы имеем дело с realpolitik»

Все, что происходило за этот год, связано с тем, как устроен ответ государств и международных организаций на происходящее вокруг нас. Но ощущение кризиса в этих международных организациях появилось еще раньше. Я чувствую его и в моей собственной организации [Transparency International]. Видят ли люди, ради которых мы стараемся, то, что мы делаем? Все большие структуры по мере роста бюрократизируются, усложняется система принятия решений, падает прозрачность и подотчетность. Чем больше мы растем, тем меньше нас видят люди. Как только в международной общественной организации вместо живого голоса, отвечающего на ваш запрос, появляется форма «оставьте нам сообщение на сайте», это начало конца. Человек чувствует, что он разговаривает с экраном, а не с организацией, которая защищает его права. 

Но если мы посмотрим на фактологию всего кризиса, то нам все равно придется говорить об Организации Объединенных Наций. Какой был основной посыл при создании ООН? «Лишь бы не было войны». Плюс права человека, гуманитарная помощь, соблюдение международных норм. Но если мы посмотрим на бюджет ООН, мы увидим, что большая часть все еще тратится на «лишь бы не было войны». И то этот принцип далеко не всегда соблюдается. Мы имеем дело с realpolitik. Зачастую люди объединяются не для чего-то хорошего, а для своих интересов, которые зачастую вообще не экономические и не гуманитарные, а чисто политические. 

Здесь стоит напомнить себе и всем, что ООН — не столько международная, сколько межгосударственная организация. Она про государства, а не про людей. Это печальная реальность. Когда мы все говорим, что гражданское общество играет важную роль в развитии человечества, что институты гражданского общества признаются равными партнерами в самых разных процессах, это, конечно, не всегда соответствует действительности. Я могу это сказать даже по своему опыту работы. Например, есть Конвенция ООН против коррупции. В рамках этой конвенции регулярно проходят встречи стран-участниц. И на каждой встрече одна группа стран ставит вопрос о том, чтобы гражданское общество стало равноправным партнером по наблюдению за исполнением конвенции. Это обычно Норвегия, Швеция, Дания, Германия, Великобритания. Но вот уже около 15 лет принятие резолюции о равном участии представителей гражданского общества в мониторинговом процессе имплементации конвенции саботируются группой других стран — это Китай, Венесуэла, Зимбабве, Россия… Все это лишь подтверждает, что речь идет именно о межгосударственных отношениях, а не о международных — в том смысле, в котором обычный человек ожидает их видеть. 

«Это Организация Объединенных Наций, а не организация объединенного человечества»

Если посмотреть, как отреагировали государства на нарастание кризиса в связи с ковидом, мы увидим, что этот кризис только усугубился. Потому что первой реакцией было повторение исключительно китайского опыта. Понятно, было очень страшно. Казалось, нельзя потерять ни одного дня, потому что люди заболевают, умирают. Но приостановиться на день-два и подумать: а действительно надо действовать только как Китай? Этого ни одно государство, кроме Швеции, не сделало. Хотя и шведский опыт оказался не самым удачным. Но помимо медицинских проблем, проблем с логистикой, все это породило недоверие граждан к тому, что все это делается ради их блага. Потому что государства и межгосударственные институты, такие как ВОЗ со своими рекомендациями, взяли на себя массивную полицейскую функцию: всех огораживаем, останавливаем, ограничиваем свободу, следим за интернетом, вводим всевозможные пропуска, комендантские часы и так далее. Внезапно мы все превратились в один большой Китай, при этом разбитый на много стран, которые обнесли себя забором и пытались как-то с этим кризисом справиться. 

Кстати, я не была бы так уверена, что даже демократические страны сразу отзовут все системы контроля. Потому что любой власти, даже той, которая считает себя демократической, ужасно соблазнительно все это сохранить. Это же так удобно, упрощает повседневный контроль, снижает издержки по принятию решений даже в самых банальных сферах — образование, управление местными ресурсами. Что касается авторитарных и полудемократических стран, которые могут соблазниться полным контролем, то как правило, такие государства жутко неэффективны и чертовски коррумпированы. Поэтому половину средств на камеры слежения разместят не туда, а другая половина камер будет работать через раз. Установление тотального контроля парадоксальным образом требует гибких демократических систем управления для того, чтобы быть реализованным в больших масштабах и особенно в больших странах. Зачастую у авторитарных режимов просто нет для этого возможностей. Для этого надо быть совсем авторитарной страной, а не полуавторитарной. 

В итоге выяснилось, что абсолютно точно нет никаких источников исполнения ожиданий, которые у людей сложились — по той простой причине, что это Организация Объединенных Наций, а не организация объединенного человечества. В то же время потребность в организации объединенного человечества есть. Потому что человечество не может выжить, не оказывая помощи друг другу. Мы видим, что параллельными путями с помощью новых информационных технологий, куда ушло все человеческое общение, возникают группы помощи: есть группы по поиску лекарств, есть группы по помощи тем, кто оказался разъединен с семьей. И это никак не связано ни с какими государствами, ни с какими объединенными нациями. Человечество заново начинает выстраивать какие-то муравьиные, партизанские тропы, внутреннее сопротивление в кризисных условиях. 

«Все говорят о технологическом ответе на случившийся кризис, но никто не говорит об ответе ценностном»

Многое из того негативного, что сейчас происходит и в связи с коронавирусом, и без этой связи, связано с фундаментальными проблемами доверия — и между гражданами и государством, и между гражданами и политиками. На фоне кризиса доверия возникает еще больше точек разъединения людей. С этим придется иметь дело еще длительный период, потому что именно в силу кризиса доверия к тому, что говорят — а зачастую и делают — государство и межгосударственные организации, существуют группы, которые отрицают существование коронавируса, призывают граждан не верить в него. Возникает куча теорий заговора. Когда спала волна первого испуга, вроде бы все устаканилось — как выяснилось, в ожидании второй волны. Никто не готовился к тому, что придет осенью и зимой. 

В это время люди обратились к теме ценностей. Они стали обсуждать, стоит ли жизнь хоть сколько-то, если это жизнь в тотальной несвободе? Если у нас забирают свободу, то нужна ли такая жизнь в принципе? Дороже ли свобода жизни отдельно взятого человека? И как это все соотносится с ответственностью? Ведь каждый из нас стал ответственным за жизнь соседа. Даже за того соседа, которого не знаешь. В многоквартирном доме, например. Многие говорят, что это не так, что государство должно обеспечить меры, чтобы ничего с ними не произошло. 

Интересный случай произошел в Германии, где протестуют против коронавирусных ограничений. Их противники стали раздавать около школ листовки о вреде масок. В ответ школьники в соцсетях выдвинули требования обязательного ношения масок — по той причине, что им еще жить. Получается, что школьники и студенты начинают вести себя ответственнее, чем группа взрослых. Они не чувствуют это как ограничение свободы, они чувствуют, что это их право на будущее, на жизнь. Они хотят жить здоровыми долго и счастливо, а какие-то люди пытаются из заставить почувствовать здесь какое-то ограничение. Борьба ответственности против безответственности порождает совершенно новые представления о том, где пролегает граница свободы. 

Мне кажется, что ответственность за других граждан тоже вышла в текущем кризисе на первый план. И я не вижу, чтобы какая-нибудь международная или межгосударственная организация всерьез говорила именно об этом. Все говорят о технологическом ответе на случившийся кризис, но никто не говорит об ответе именно ценностном. Потому что разъединение, которое произошло, очень многим видится как тупик. Внутри этого тупика кризис доверия только усиливается. Мне же кажется, что у нас есть окно возможностей. Этот кризис был нам дан и как испытание — не только в смысле оценки возможностей систем здравоохранения в каждой стране, а именно как человечеству. Может быть, он подтолкнет нас к понимаю, что некие системы горизонтального межнационального взаимодействия между гражданами должны происходить помимо государств. Хотя бы на случай таких кризисных историй. 

«Единственное ограничение, которое я вижу — это скорость взаимодействия граждан»

«Человечество» и «организация» — это два слова, которые трудно поставить вместе. Все человечество в одной организации — это трудно себе представить. В принципе, я считаю, что интернет является организацией объединенного человечества. Где все представлены в своем личном качестве, в разных форматах и разных проявлениях. Мы все объединены глобальной сетью, при этом это не является организацией. Я верю, что эти низовые горизонтальные сети мелких организаций более эффективны, чем вертикальные структуры, наделенные уязвимостью колосса на глиняных ногах. Другое дело, в каком формате это низовое горизонтальное взаимодействие  может быть инструментом быстрого взаимодействия. Я думаю, что нам это еще предстоит понять. Единственное ограничение, которое я вижу — это скорость взаимодействия. Мы видим всю длинную, масштабную, растянувшуюся на всю планету сеть взаимодействия граждан и низовых гражданских организаций. Скорость их взаимодействия пока очень маленькая, а эффективность зачастую определяется скоростью. 

При этом попыток, когда активные граждане с небольшим скепсисом смотрят в сторону больших общественных организаций и параллельно выстраивают горизонтальную сеть из многих-многих маленьких организаций, очень много. Люди объединяются даже необязательно в организации, а в заинтересованные группы — в экологической, антикоррупционной и многих других сферах. 

Мир, огородившись физически, безусловно, открылся виртуально. Можно было сделать то, чего не совершишь никогда в жизни. Сидя в Москве, смотреть представление в Лас Вегасе. Или посетить выставки в Риме, на которые билеты в принципе никогда было не достать. Или начать общаться с людьми, до которых раньше надо было бы далеко ехать. Есть и чудовищное ощущение физической разделенности, особенно больно за тех людей, которые оказались физически разделены со своими семьями и близкими. Но в целом с точки зрения общения, обмена информацией, знаниями, все это дало очень большой толчок. Мне кажется, мы движемся в направлении понимания себя не как совокупности нации-государства, а как человечества, причем не только в связи с ковидом — мы уже давно туда двигались. Думаю, что в разных странах между разными сообществами, разными тематическими и нетематическими группами граждан по мере развития событий в глобальном мире подобного рода взаимодействие будет нарастать. От этого просто никуда не денешься.