Михаил Савва: военные преступления, Z-идеология и будущее России

«Очень важно документировать все сразу»

Когда началось полномасштабное вторжение, я остался в Киевской области. И буквально в первый день, пока еще было электричество и интернет, мы в Центре гражданских свобод провели онлайн-встречу, и определились, что будем заниматься защитой прав человека, как и раньше, но в условиях войны.

Документировать военные преступления я начал 3 марта, когда у меня на глазах на Житомирской трассе российская БМП расстреляла два гражданских автомобиля с людьми. Скорее всего, это были люди, которые пытались выехать из Ирпеня, где уже шли активные бои. Они выскочили на Житомирскую трассу, по которой в это время шла российская колонна. Я видел, как БМП, шедшая впереди колонны, сделала несколько выстрелов. Когда колонна прошла, мне удалось сфотографировать то, что осталось от этих машин. Там погибли шесть человек, двое мужчин, двое женщин и двое детей, но определить мы это смогли только по ногам, которые оставались в машине, потому что верхних частей машин не было, их снесло снарядами. Удалось сфотографировать и номерные знаки этих машин — это было очень важно, потому что уже следующая российская военная колонна все это снесла. То есть буквально через несколько часов уже никаких явных следов этого преступления не было. Поэтому очень важно документировать все сразу. Я продолжал это делать до конца марта.

Российские обстрелы жилых кварталов в наших селах происходили буквально каждый день. Не было даже необходимости куда-то ехать, я приходил к своим соседям и документировал последствия этих налетов: разрушенные дома, разрушенный клуб, попадания в другие объекты гражданской инфраструктуры, поврежденные линии электропередач и многое другое.

«Военное преступление в самом прямом смысле этого слова»

Когда российские войска ушли из Киевской области, мы занялись документированием в немного другом формате. Я выступил инициатором создания коалиции по трибуналу для Путина, в которую вошли 18 организаций. Их волонтеры начали документировать военные преступления, которые осуществляются на оккупированных территориях и на территории России. Например, мы проводим интервью с родителями похищенных детей, которые были вывезены из Херсонской области в Крым или в Россию и которых потом родители забирали с огромными усилиями при помощи российских волонтеров, правозащитников и адвокатов. То, что происходило с этими детьми — это похищение, незаконная депортация, военное преступление в самом прямом смысле этого слова в соответствии с 8 статьей Римского статута.

Сфера ответственности Центра гражданских свобод — гражданские украинцы. Но дело в том, что российские власти не разделяют украинских военнопленных и украинских гражданских, их содержат в тех же изоляторах, в тех же колониях, часто буквально в одних и тех же камерах. Поэтому помимо документации похищения гражданских, мы документируем и военные преступления на основании показаний вернувшихся из плена, узнаем, что с ними происходило, по возможности — кто совершал эти преступления, хотя с этим большие сложности, если откровенно. То, что их не разделяют — это грубое нарушение международного гуманитарного права, которое четко устанавливает: страна-оккупант может задержать гражданского, но после проверки, которая должна быть проведена в кратчайшие сроки, этого человека должны отпустить или предъявить ему обвинения. Проверка не может идти больше года. Над ними издеваются, мы уже знаем случаи, когда люди заболевали там туберкулезом, когда охрана разбивала человеку голову, а потом заливала рану клеем ПВА. Их лишают права на переписку с родными, специально погружают в информационный вакуум, чтобы легче было манипулировать ими.

Также очень много аналитической работы, связанной с документированием военных преступлений. Потому что мало информацию зафиксировать, нужно вообще понять, что происходит, почему это стало возможным, кто это делает, какова правовая база, каково российское законодательство в этом отношении. Собранную информацию мы включаем в специальную базу данных, которой могут пользоваться украинские правоохранительные органы и следователи Международного уголовного суда для того, чтобы устанавливать преступников и привлекать их к ответственности. Все это составляет вершину айсберга очень большой работы, направленной на решение главного вопроса — восстановления справедливости.

«Людей, которые помогают нам в России, много»

По оценке структур ООН, до 2 млн граждан Украины оказались на территории России. Мы это квалифицируем как депортацию. У этих людей не было выбора куда ехать, им не открывали зеленый коридор на территорию, которую контролирует украинская власть, у них была возможность выехать только в Россию. Теперь у многих из этих людей есть большие проблемы с возвращением. Иногда они выбирались буквально из-под обстрелов, особенно жители Мариуполя — в летней одежде, в шлепанцах, без документов, их украинские паспорта сгорели в домах, которые были разрушены. Вернуться они могут только через другие страны — Латвию, Эстонию, Финляндию, Грузию — но для этого им необходимо подтверждение личности. И в этом очень активно помогают нам наши российские друзья и партнеры, правозащитники и адвокаты. Это такая тайная дорога свободы, по которой эти люди возвращаются домой, им помогают оформить документы, им находят деньги на билеты.

Людей, которые помогают нам в России, много. Меня это не удивляет. Многих моих украинских партнеров это удивило, но сейчас они уже привыкли. Мы работаем в формате двусторонней гуманитарной группы, в которой входят украинские и российские правозащитники, адвокаты, волонтеры. Там нет чиновников, ни с одной, ни с другой стороны, хотя есть, например, религиозные деятели.

Нам, конечно, нужен канал коммуникации. Украинские адвокаты не могут поехать в Россию. Но наши российские партнеры организуют правовое сопровождение украинцев, которым выдвигают уголовные обвинения, иногда совершенно дикие. Эти адвокаты действительно выполняют свои адвокатские обязанности и защищают своих клиентов, а не сотрудничают со следствием. Очень часто мы вместе рассматриваем сложные случаи и вместе находим способы их решения.

«Угон детей — это способ лишить народ будущего»

Мотивов такого угона людей много, но все они имеют явно криминальный характер. Одна из причин — люди сами стремятся уехать из зоны боевых действий, и не имеют возможности уехать куда-либо, кроме России, российские военные просто ни о чем их не спрашивают. Вторая причина — российская власть пытается изменить этнический состав населения оккупированных территорий. Уже мы получили информацию, что местные власти на оккупированных территориях, коллаборанты, создают условия, чтобы туда переезжали люди из России. Это, конечно другие люди, они более лояльны путинскому режиму. Иногда это происходит для того, чтобы очистить территории с конкретной целью.

Например, Мариуполь, по нашим данным, был обещан Кадырову как такой чеченский порт, чтобы организовать для чеченской республики международную торговлю. Другими словами, там планируется криминальный анклав и туда уже переселяются люди из Чечни. Туда было завезено только шариатских судей до ста человек. Для чего, возникает вопрос, такое огромное количество? Предполагается, что там будут делить собственность, и те, кто будут делить, будут выяснять отношения между собой, чтобы это происходило более мирно.

Отдельное направление — вывоз украинских детей. Мы расцениваем это как военное преступление. Это, безусловно, вариант депортации, но в этом есть и еще одна из составных частей такого тяжелого преступления, как геноцид. Поскольку угон детей и помещение их в другую культурную среду — это способ лишить народ будущего. Дети меняют самосознание, у них меняются установки и в конечном итоге меняется их идентичность. Российские власти отправляют этих детей в специальные лагеря по патриотическому воспитанию — таких лагерей зафиксировано не меньше 21. В том числе на территории Чеченской республики, в кадыровские лагеря, для так называемого перевоспитания.

«Z-идеология вполне гармонична для людей, которые ее исповедуют»

Почему российские войска все это делают? Я задавал этот вопрос в интервью людям, которые стали жертвами или свидетелями этих преступлений, людям, у которых было разграблено имущество. И, анализируя эти ответы, я пришел к выводу: российские солдаты, как минимум на территории Киевской области, мстили украинцам за то, что они, российские солдаты, живут хуже. Почему у вас есть унитазы, почему у вас есть стиральные машины, почему этого нет у нас?! Значит для того, чтобы выровнять статусы, нужно уничтожить то, что ты увидел. Это такое инстинктивное, дремучее, темное, но очень глубокое, которое вылезло из российских военных в ходе этой агрессии. Я знаю очень много случаев, когда имущество просто портили. Причем портили иногда не то, что действительно представляет ценность. Например, картину известного художника на стене коттеджа могли не опознать, но обязательно разбивали какую-нибудь стеклянную вазу, которую там находили.

У них не было другого социального лифта, кроме как подписать контракт и вырваться из своего села, заработать какие-то деньги. Они были готовы к неимоверной жестокости буквально с первых часов вторжения. Обычно жестокость нарастает по ходу войны, у людей появляются мотивы для нее — смерть товарищей, ранения. В данном случае это было не так. Они только пересекли границу и были готовы убивать людей, которых просто видели на улицах. Это как раз результат идеологической подготовки. Это было результатом воздействия Z-идеологии на российских военных, это откровенный язык ненависти, который используется российскими высшими должностными лицами и пропагандистами, и который стал массовым.

Z-идеология — это, по сути, идеология русского мира, которая в ходе войны трансформировалась в нечто иное, более страшное, более опасное. По моей оценке Z-идеология, как ни странно, вполне гармонична для людей, которые ее исповедуют. Идеология абсолютно не обязана быть логичной, она может быть мифологичной, а в мифе вполне допустимы противоречия. И когда мы критикуем этот миф с позиции логики, он только усиливается. То есть логические аргументы эту противоречивую лоскутную систему не пробивают. И один из глубоких парадоксов я вижу в том, что режим Путина после начала этой войны пытается позиционировать себя на международной арене как лидер антиколониального движения в мире, и одновременно эта страна ведет неприкрыто колониальную войну. Но для нынешнего российского режима такие противоречия несущественны. Эти люди давно оторвались от реальности и с логикой не дружат.

«Суть путинского режима — это имитация»

То, что сейчас происходит, мне напоминает сказку о трех поросятах. Большинство россиян говорят: я в домике, я ничего не вижу. Но это соломенный домик, как у первого поросенка, а российское государство — это тот самый волк, который еще к тому же сошел с ума. И если в сказке все закончилось благополучно, то с российским обществом настолько хорошо все не закончится. Российская власть утратила связь с реальностью. Они делают не просто непозволительные вещи, они уже завели страну в катастрофу, просто каждый дальнейший шаг эту катастрофу будет усиливать. И если вы не видите этой войны, если ничего не делаете для того, чтобы она остановилась, немного подождите, и она придет к вам, только уже в формате гражданской войны, от которой будет невозможно отгородиться.

Я много лет исследовал российский политический режим и могу уверенно сказать: в России не было ни одной смены режима под влиянием народа, не было народных революций. Все смены режима начинались с того, что падала власть. Как писал Ленин, в октябре 1917 года власть лежала просто на улице и вопрос состоял в том, кто ее первый подберет. То же самое мы можем сказать о 1991 годе. Поэтому я прогнозирую системную проблему в российских так называемых элитах. Там уже есть трещины, башни Кремля уже воюют друг с другом, разговоры о скрепах неслучайны. Но этих скреп нет. Рано или поздно эта система затрещит и упадет. И она упадет очень быстро, потому что суть путинского режима — это имитация. Он имитационный во всем — они не умеют делать ничего настоящего. В сожженных российских танках в Киевской области вместо активной брони в холщовых мешочках были пустые коробки из-под яиц. Это просто яркий образ имитационного характера этого режима. Когда подобные режимы начинают падать, им не за что ухватиться и это все происходит моментально.

Выход для российского общества — в горизонтальной самоорганизации. Когда режим рухнет, не будет никакой власти. Все эти прокуроры, судьи, полицейские, Росгвардия — они просто исчезнут. Им уже страшно, а тогда им станет катастрофично страшно. И людям нужно будет самоорганизовываться для того, чтобы выживать. В украинском обществе в первые дни широкомасштабной агрессии меня поразил именно уровень самоорганизации. Практически все, кто был физически на то способен, делали что-то для победы: бабушки шили маскировочные сети, вязали носки, студенты разрабатывали новые виды пауэрбэнков для беспилотников. Каждый находил себе применение. И благодаря этому Киев не взяли на три дня, благодаря этому Украина воюет и побеждает.

Необходима система уже готовых решений, что делать на каждом следующем шаге, проекты новых законов, которые придется принимать очень быстро. Опыт Украины показывает, что для успешного перехода необходимо, чтобы хотя бы одна ветвь власти сохранилась, была легитимной и продолжала работать. В Украине после Майдана такой ветвью власти была законодательная — Верховная рада сохранилась и продолжала работать, притом, что ни президента, ни правительства уже не было. И это стало мостиком который обеспечил более менее комфортный для общества переход к новой системе. В России все может быть намного сложнее. Госдума не станет этим переходным мостиком, не говоря уже о президенте или правительстве. Поэтому эта система готовых решений может быть выработана в среде российской эмиграции.