«Очень многие люди не готовы прямо говорить об отношении к войне»
Первые два исследования общественного мнения о войне мы проводили весной и осенью 2022 года. Мы собирали глубинные интервью с людьми самых разных взглядов, но у нас был большой перекос в сторону Москвы, Петербурга и других крупных городов, хотя и были какие-то информанты из городов поменьше, но не дальше европейской части России.
Но третий этап, который мы провели спустя еще один год, осенью 2023 года, был совсем другим — это было этнографическое исследование с включением в том числе и небольших городов. Три исследовательницы из нашей команды поехали в Краснодарский край, Свердловскую область и Бурятию. И, конечно, сама методология отличалась: если во время первых двух исследований мы вытаскивали человека из его контекста и говорили о войне, то теперь наши коллеги сначала знакомились с потенциальными информантами, проводили с ним время, и только потом спрашивали разрешения записать с ними исследовательское интервью. Потому что очень многие люди не готовы прямо говорить об отношении к войне. Информантам мы говорили, что проводим исследования изменения повседневной жизни в регионах, в том числе в небольших городах — это немного смещало акцент с этой сенситивной темы.
«Это не столько поддержка, сколько оправдание»
Как формируется поддержка войны? В наших интервью мы просили самых разных людей вспомнить и описать их первые эмоции, которые они испытали, реагируя на новости о войне. Мы обнаружили, что подавляющее большинство наших информантов говорят, что они испытали шок, растерянность, они не могли понять, как нечто подобное возможно в XXI веке. Люди говорили, что они не могли есть, спать, не могли нормально жить, не могли отлипнуть от новостей.
Потом некоторые из этих людей смогли это недовольство, эти эмоции трансформировать в позицию и стали противниками войны — в основном те, кто уже так или иначе был погружен в либеральную повестку. Другие люди, которые испытали точно такие же эмоции, и говорили о первых днях войны то же самое, буквально слово в слово, но не читали прежде независимые медиа, не интересовались политикой. У них не было инструментов, ресурсов для того, чтобы эти негативные эмоции трансформировать в какую-то позицию по войне. Но при этом они обнаружили себя в мире, где изо всех утюгов им говорят, что война — это правильно. Ну и в целом они живут в стране, которую они считают своей, как бы она себя ни вела.
Используя какие-то пропагандистские аргументы — но далеко не все, а только те, которые резонируют с их опытом — они стали придумывать способы объяснить (в том числе себе), почему война — это неотвратимая реальность, которая уже случилась, и мы можем ее только принять. Если задать им прямой вопрос о поддержке войны, они ответят утвердительно. Но если поговорить с ними о каких-то вещах, больше связанных с их повседневной жизнью или проблемами, мы увидим, что многими вещами они недовольны.
Очевидный пример — мобилизация. Конечно, когда близких отправляют на войну, или кто-то из знакомых погиб, людям это не нравится. Говоря с ними об этом, мы иногда слышим даже нечто, что легко назвать критикой войны, например: «Я не понимаю, за что и за кого вообще я должен воевать?». Но тут важно не обманываться. В этот момент они войну критикуют. Но если мы в ответ на это скажем: «Может быть, тогда война была и не нужна», они тут же переключатся и начнут ее оправдывать.
«Это не столько поддержка, сколько оправдание»
Особенность этого типа политической поддержки заключается в том, что она неконсистентна, и, по сути, не является позицией. То есть этих людей сложно назвать сторонниками войны, потому что у них нет консистентной позиции. Они искренне недовольны самыми разными аспектами войны, и в то же время они искренне пытаются ее оправдать, в том числе потому, что они живут в обществе, в котором война является доминирующей доктриной государства.
Строго говоря, это не столько поддержка, сколько именно оправдание. Что такое вообще оправдание? Когда мы оправдываем что-то, мы предполагаем, что в целом это не очень хорошее явление или не очень хороший поступок, но есть некоторые обстоятельства, которые, несмотря ни на что, делают этот поступок или явление нужным, необходимым. Когда мы поддерживаем, мы говорим: это правильно, это нужно, мы согласны, хорошо, что это есть.
Конечно, есть и убежденные сторонники войны. Но по нашим интервью мы видим, что людей, оправдывающих, но на самом деле не поддерживающих войну, очень много. Распространенная конструкция, которую мы до сих пор встречаем: «Я против войны, но…». Это означает, что все равно еще в обществе, и в сознании, в представлении многих россиян есть моральная, культурная норма: война — это плохо, убийство невинных людей — это плохо. Поэтому прежде чем оправдывать войну, людям важно не потерять лицо, показать, что они нормальные. Конечно же, они против войны, но… но, например, «Украина начала бы первая».
«Победа нужна, чтобы не было поражения»
От оправдывающих войну мы регулярно слышим: «С одной стороны, мы бы хотели, чтобы этого никогда не было, но раз уж это есть сейчас, то хорошо бы, чтобы это скорее закончилось». Но чем это должно закончиться? Победой России, отвечают они. Мы спрашиваем: а что такое победа России, как она выглядит? И тут большинство наших собеседников теряются. Не очень понятно, во-первых, что конкретно означает победа, а во-вторых, победа кажется им необходимой не потому, что она принесет что-то хорошее для страны, для общества, для силы России, для чего угодно, а потому, что поражение будет катастрофой. То есть победа нужна, чтобы не было поражения — такая негативная логика. Это тоже отличается от видения убежденных сторонников, которые могут объяснить, зачем нужна победа, зачем нужна война, что будет при победе, чего мы добиваемся и так далее. Оправдывающие войну это объяснить не могут.
Иногда они пытаются себя буквально в процессе разговора убедить в том, что это все-таки было нужно. Например, говорят: «Ну, мы люди маленькие, мы не знаем, где там правда, а политики знают лучше. Путин же не дурак, его советники не дураки, они знают, что делают». Если человек не знает, кто прав, а кто виноват, но как будто бы ему нужно выбрать сторону, то тогда в этой ситуации неопределенности, неизвестности и непонятности он выбирает сторону своей страны. Это очень важный аспект, что в данном случае вопрос действительно стоит так: быть со своей страной или против своей страны. Понятно, что быть войны вовсе не означает быть против страны, но в риторике власти это то же самое, что стать на сторону врага.
«Не формируется связка между недовольством отдельными аспектами и осуждением войны как таковой»
В начале войны так или иначе разные опросы показывали, что люди более обеспеченные склонны скорее поддерживать войну, а люди менее обеспеченные войной скорее недовольны. Но с тех пор были разные противоречивые данные, и, мне кажется, никто пока эту гипотезу точно не подтвердил. Например, в небольшом городе в Свердловской области мы регулярно слышали от наших информантов истории о том, что их знакомые выиграли от войны, как женщины, чьи мужья были убиты на фронте, получили выплаты, и теперь купили себе дорогие машины, квартиры и радуются жизни. При этом про себя эти люди говорят, что никакие деньги не стоят человеческой жизни. Мы еще не встретили ни одного человека, который бы сказал, что лично ему или ей стало жить лучше. Женщин, с которыми мы разговаривали, призыв мужей на фронт мог бы повернуть скорее в сторону нелояльности. Но каких-то закономерностей тут нет — эти группы пока в процессе становления, который происходит на наших глазах.
Я уверена, что новые причины для массовых всплесков недовольства еще будут возникать — мобилизация, нарушение выплат в регионах — но фундаментального отношения к войне это не поменяет. Недовольство может быть серьезным, может вырываться в какую-то публичную сферу, как случилось с женами мобилизованных. Но мы видим, что во всех этих случаях не формируется связка между недовольством отдельными аспектами и осуждением войны как таковой.
Один из наших проектов посвящен как раз женам, матерям и родственникам мобилизованных, в том числе тем, кто участвовал в протестах. Некоторые из них в интервью говорили: «Я за Путина всегда была и буду. Я хочу, чтобы это закончилось, но только Путин может это закончить». Вот такая логика. И в разных формулировках мы встречали ее в интервью не только с родственниками мобилизованных: будучи недовольными войной, они одновременно ее оправдывают и демонстрируют свою лояльность Путину, голосуя за него для того, чтобы он «закончил войну».
Как разговаривать с теми, кто оправдывает войну?
Антивоенным россиянам нужно продолжать вести разговоры с людьми, оправдывающими войну, людьми без четкой позиции. Но не пытаясь их переубедить. Мне кажется, это была ошибка первых месяцев войны, когда мы все читали брошюры про то, как разговаривать с близкими и учились в ответ на аргументы приводить контраргументы. Но мы видим, что это не сработало, и как будто бы люди разочаровались. И в наших исследованиях мы видим этому подтверждение и объяснение тому, что это просто так не работает.
А что работает? Работает усиление недовольства. Не через попытки убедить людей, что они глупые, неправые и должны осудить войну, а через солидаризацию с ними в тех аспектах, в которых мы можем солидаризироваться. Мы можем солидаризироваться, например, в осуждении мобилизации, или в том, что мы любим свою страну и беспокоимся о ее будущем. Еще можно показать, что мы тоже в чем-то не уверены. То есть вместо того, чтобы сказать «ты просто глупый, ты ничего не понимаешь, пропаганда тебе промыла мозги, а на самом деле угрозы Запада никогда не было», можно сказать «знаешь, я тоже, честно говоря, не до конца понимаю, зачем нужна была эта война».
И эту формулировку «мне что-то непонятно» на самом деле можно использовать в самых разных контекстах, в том числе ставя критические вопросы. Ваш собеседник через час не встанет и не скажет: «О боже мой, у меня открылись глаза, и теперь я против войны». Я думаю, что этого, возможно, никогда не случится. Но у вашего собеседника останется ощущение, что действительно, многое непонятно, много плохого. И это тоже важно.
