Кристофер Коукер: «Самый большой вызов — начать идентифицировать себя как людей»

«Война в нашей ДНК»

Зигмунда Фрейда в последний месяц его жизни, в декабре 1939 года, спросили: «Доктор Фрейд, как вы думаете, ​​это последняя война в Европе?» «Ну, это определенно моя последняя война в Европе, — ответил он, — но, скорее всего, не ваша». Он был абсолютно прав. Мои студенты читали «Просвещение продолжается» или «Лучшее в нас» Стивена Пинкера, которые расходились по всему миру миллионными тиражами, и думали, что с войнами покончено и воцарился мир во всем мире. В одной из книг он, кстати, утверждал, что благодаря медицинской науке больше не будет пандемий… Так что будьте очень осторожны, если читаете книгу, написанную гарвардским профессором, в которой говорится, что с чем-то покончено. Особенно в случае с войной, которая была с нами тысячи лет. В мире только с 2001 года произошло 106 насильственных конфликтов, приводивших к гибели людей. 

Есть еще одна человеческая практика, которая так же стара, как войны — это рабство. Рабство в той или иной форме было основным источником богатства в каждой цивилизации до промышленной революции. Когда некоторые теперь говорят, что рабства больше нет — это неправда. По данным ООН, сегодня в мире больше рабов, чем когда-либо в истории человечества; просто рабство приспособилось и эволюционировало. Например, один из его элементов — секс-торговля, которая сейчас имеет глобальные масштабы и является огромным бизнесом. 

В центре «Войны и мира», величайшей исторической драмы, столь же важной для россиян XIX века, какой была (и остается) Великая Отечественная война для россиян XX и XXI века — события войны 1812 года. Тогда с обеих сторон погибло 800 тысяч солдат — подобного уровня смертности на войне не было никогда прежде. Останки российских солдат находили и в 2002 году; средний возраст — 21 год. Толстой задается вопросами: почему так происходит, что заставляет людей убивать себе подобных, что заставляет людей поступать таким образом? Те же самые вопросы мы себе задаем, когда видим, что происходит в Украине. Можно вернуться к Ветхому Завету, к изгнанию человека из рая, к первородному греху. Это запрограммировано в нас, это в нашей ДНК.

По моему мнению, самое проницательное наблюдение по этой теме принадлежит одному малоизвестному британскому поэту, который сказал, что человеческий род все еще находится в состоянии войны, потому что пока не готов к миру.

«Государства, с одной стороны, обеспечивают нам безопасность, а с другой — вовлекают нас в войны»

Приматолог Франс де Вааль провел свою жизнь, наблюдая за шимпанзе, с которыми у нас полностью совпадает ДНК, за исключением лишь 2%; эти 2% дают нам язык, культуру и другие инструменты. Шимпанзе очень жестокие животные (в отличие от, например, бонобо, которые, можно сказать, хиппи, дети цветов среди приматов) — они устраивают засады, обычно нападают друг на друга индивидуально, а не коллективно. Было бы прекрасно, если бы мы все были бонобо, но, к сожалению, это не так, мы на самом деле всего лишь эволюционировавшие шимпанзе. 

Для нас важна принадлежность к племенам или социальным группам, которые заставляют нас чувствовать себя в безопасности. Первая социальная группа, конечно, семья, вторая — расширенная семья, третья — племя, с которым не обязательно должны быть биологические связи, но есть связи культурные. И, наконец, самым важным племенем за последние 300 лет была нация, а особенно национальные государства. И какими бы ни были надежды основателей Евросоюза, факт остается фактом: в 2022 году люди в первую очередь определяют себя по нации, к которой они принадлежат, потому что именно на этом основывается их безопасность. Что произошло во время финансового кризиса 2008 года? Нас спасли государства. 

По сути, война, как мы ее сегодня понимаем, является порождением государственной системы. Государства вели войны с тех пор, как они появились в истории человечества — около пяти тысяч лет назад. Только в последние 200 лет государства начали задумываться о мирном сосуществовании друг с другом, прежде всего ради торговых и коммерческих отношений.

В целом с момента появления государства смертность в нашем обществе сократилась в 20 раз. Т.е. государства, с одной стороны, обеспечивают нам безопасность, а с другой — время от времени вовлекают нас в войны против других государств.

Мы по-прежнему яростно территориальны. Мы соблюдаем социальную дистанцию. Мы по-прежнему больше всего ценим нашу идентичность: к какому классу ты принадлежишь, к какой расе ты принадлежишь, к какой национальности ты принадлежишь. Самый большой вызов для нас сейчас состоит в том, чтобы начать идентифицировать себя как людей. Я — человек. Очень немногие люди идентифицируют себя как людей, когда сталкиваются с трудной ситуацией. Именно поэтому у нас есть национализм, который сегодня силен как никогда за последние 100 лет.

Мы охотимся. К сожалению, это естественно. Мы появились, охотясь на других животных, мы уничтожили мегафауну в Австралии 20 тысяч лет назад и мегафауну в Северной Америке 10 тысяч лет назад. Мы несем ответственность за то, чтобы биоразнообразие других видов на планете было очень узким. И, конечно же, мы охотимся на других людей, и войну можно рассматривать как форму охоты. 

Война и культурные механизмы

Война всегда считается чем-то однозначно плохим для человечества, но, к сожалению, не всегда так на самом деле. Война — это не патология. Патология — это то, что плохо для нас, а плохо для нас с точки зрения эволюции и дарвинизма то, что не имеет адаптивной ценности. Что мы привыкли считать плохим, но на самом деле это не так уж и плохо, потому что оно имеет адаптивную ценность? Например, злость. Когда мы выходим из себя, гнев уменьшает наше чувство незащищенности и беспомощности. Злясь, мы пытаемся восстановить некоторую способность к действию; если же гнев направлен против постороннего, это укрепляет отношения внутри группы. Какая адаптивная ценность у войны? Например, это интересно, а без нее слишком скучно. 

Социологи называют это культурными механизмами. Это вещи, которые не объясняют само поведение, но объясняют, почему оно продолжается. Например: спортсмены принимают допинг в основном нелегально, особенно на Олимпийских играх, но прием допинга не является причиной, по которой они бегут; они бегут, потому что им нужна репутация, они бегут, потому что хотят войти в историю и книги рекордов. 

Так что культурные механизмы не являются причиной войны. Но причина, по которой люди очарованы войной, начинается с того, что мы делали 12 тысяч лет назад — рассказывали друг другу истории. И все эти истории — до самого недавнего времени, я бы сказал, около двухсот лет назад — все они были о войне. И все наши герои были воинами. 

Этому есть химическое объяснение. В мозгу высвобождаются три химических вещества: кортизол, который отвечает за формирование памяти, дофамин, который регулирует наши эмоциональные реакции на историю, и окситоцин, который связан с эмпатией. Поэтому мы сопереживаем нашим героям и иногда хотим быть людьми, о которых читаем. Вот почему люди до сих пор читают самую старую книгу в истории о войне и воинах — «Илиаду», написанную Гомером (кем бы он ни был) 2600 лет назад. На протяжении большей части нашей жизни на этой планете историки писали о войне. Только в XIX веке они начали писать об экономических, социальных и культурных взаимосвязях. 

Для россиян, согласно опросам общественного мнения, Великая Отечественная война является величайшим событием в истории, а Сталин — одной из величайших личностей. И фильмы о Великой Отечественной войне, которые каждый год выходят в России, и язык, который используется сейчас — «денацификация», «борьба с фашизмом», «борьба с предателями» — это язык Второй мировой войны.

Приверженность войне поддерживают и другие культурные механизмы. Например, видеоигры. Они позволяют играть в войны, которые у каждой страны были в прошлом, воспроизводить их снова и снова каждым новым поколением. Подумайте о культурных механизмах, поддерживающих мир. Существуют мирные игры, но в них играют в основном люди, связанные с миротворческой работой. Различные образовательные инструменты о том, как обрести мир, и они существуют уже около 20 лет. Но я не думаю, что вы найдете много молодых людей непрофильных специальностей, играющих в мирные игры.

«Некоторые люди чувствуют себя более живыми на войне, чем дома»

Что еще толкает нас на войну, так это то, что мы подражатели. Мы подражаем тому, что читаем и что видим по телевизору. Мы подражаем нашим коллегам. Так мы достигли того положения, которое имеем в эволюционной нише. Подражание основано на заразности идей. Мы принимаем идеи, которые заражают наш разум. Одна из самых мощных идей — благородно погибнуть за свою страну, отдать свою жизнь за свою веру. Если религия говорит вам, что вы можете делать, а чего нет, то помимо ограничений, это дает вам чувство дисциплины и порядка. 

Некоторые люди чувствуют себя более живыми на войне, чем дома. Американский журналист Себастьян Янгер провел девять месяцев в американском подразделении в Афганистане, а потом, уже после возвращения в Нью-Йорк, периодически встречался с одним из молодых людей, служивших в Афганистане. Тот молодой человек был очень обеспокоен своим алкоголизмом; его семья распалась; он был буквально уничтожен войной. Мы должны помнить, что война убивает не только на поле боя, но и за его пределами. В 2012 году больше американских солдат покончили жизнь самоубийством, чем фактически погибли в бою. То же самое, я уверен, будет происходить и с российской и украинской армиями: в ближайшие годы в этих двух странах многие воевавшие столкнутся с посттравматическим синдромом, взлетит уровень самоубийств. Но в то же время, пока вы находитесь на войне, вы можете чувствовать себя более живым, чем когда-либо раньше. Вы тесно эмоционально связываетесь с сослуживцами, и эти связи гораздо сильнее, чем в гражданской жизни.

И, конечно же, есть люди, которые присоединяются к военным действиям, потому что им нравится убивать, насиловать и мародерствовать. Что подводит меня к уникальному человеческому типу человека, которого вы не найдете в царстве приматов — это серийные убийцы. Единственным видом на планете, производящим серийных убийц, являются люди. И эти люди, которым нравится убивать людей не из-за какой-то социальной ситуации, не из-за какой-то вспышки гнева или из-за зависти, они делают это, потому что им это нравится. Все серийные убийцы попадаются случайно, когда совершают какую-то ошибку. Мы до сих пор не знаем, что делает серийных убийц такими. 

«Никто не знает, что такое мир»

Важно понять, что сам по себе мир — это оспариваемая концепция. Что это значит? Например, картина. Я могу сказать вам, что картина написана маслом, или акварелью, и это будет объективная реальность. Но если я спрошу вас, это хорошая картина или плохая, то ваш ответ будет уже оценочным суждением. И ваше суждение может отличаться от моего суждения.

Что такое мир — это самый большой вопрос, который человечество задавало себе на протяжении тысячелетий. Одним из тех, кто пытался ответить на этот вопрос, была американская писательница Сьюзен Зонтаг. В 2001 году она поехала получать Иерусалимскую премию. Представьте, что вы пытаетесь установить мир на Ближнем Востоке, просто представьте день, когда палестинцы и израильтяне, или шииты и сунниты, или определенные племена в Сирии будут в мире друг с другом. Это очень-очень сложно, но не невозможно. Возможно, это произойдет однажды. Но причина отсутствия мира на Ближнем Востоке, рассуждала Зонтаг, в том, что никто не знает, что такое мир. 

Это прекращение огня? (Так произошло в Корейской войне в 1953 году — ни мирного договора, ни мирных переговоров. Такое перемирие означает, что любая сторона может по закону снова открыть огонь, когда захочет).

Это истощение обеих сторон от убийства друг друга?

Или же это конец ненависти? 

Аристотель писал, что единственной причиной войны является мир. По его словам, каждое общество, которое находится в состоянии войны с другим, хочет быть в мире с этим обществом, но в мире на его условиях. Аврелий Августин говорил, что даже бандиты хотят мира и не хотят все время грабить людей. Они бы с удовольствием занимались рэкетом для защиты людей вместо того, чтобы на них нападать. (В этом смысле государство — это большой рэкет. Оно облагает нас налогами, это своего рода грабеж, но мы это приняли, потому что взамен мы получаем социальное обеспечение и защиту). 

Боюсь, что за мир нужно еще много бороться. Пока мы даже не можем договориться о том, что это такое…