Российская власть пытается цементировать общество агрессивной войной, репрессиями и пропагандой, для чего использует в том числе и историческую науку. Почему работа с исторической памятью, начавшаяся в перестроечной России, не стала необратимой? Может ли российское общество уйти от запроса на сильную руку? И как в России должен быть сформулирован новый образ героического? Пересказываем интервью историка Никиты Соколова Youtube-каналу Школы гражданского просвещения.
«Из-за кулис выползает белый китель генералиссимуса»
У каждого гражданского общества есть так называемый миф-основание, то есть историческое событие, с которым это гражданское общество связывает свое возникновение. Так, например, французская революция XVIII века легла в основу образования современной секулярной Франции.
Естественным выходом, точкой сборки новой России должен был стать август 1991 года, когда граждане, жители больших городов, вполне продвинутые и образованные, европеизированные, урбанизированные сказали: нет, мы больше этого не хотим. Я был и участником, и наблюдателем, и отчасти потом историком это процесса — это был действительно процесс рождения новой гражданской нации, которая и подобала бы свободной демократической России. Но Путину и его режиму, конечно, совершенно не нужны те ценности и те флаги, с которыми люди шли в августе 1991 года. Свобода, достоинство человека, равенство — все это для них было костью в горле. И тогда (не сразу, кстати, а со временем, но еще при позднем Ельцине), по всей видимости, Глебом Павловским была придумана вот эта идеологема о том, что современная Россия — это нация победителей в 1945 году. Ну, а как только вы утверждаете такую точку сборки, то немедленно из-за кулис выползает белый китель генералиссимуса, направителя всех наших побед и лучшего друга физкультурников. И дальше выстраивается линейка, что России подобает такой стиль общественного устройства и такой стиль государственного управления.
Чрезвычайно характерный эпизод — проект «Имя России» в 2008 году, когда у телезрителей спросили, кто из исторических деятелей наиболее точно символизирует Россию. Сталин долго лидировал, и знающие люди говорят, что [в итоге организаторы конкурса] как-то накрутили технически, чтобы он не вылез на первое место. А так [по итогам народных опросов] ползет вся эта самая людоедская власть: Иван Грозный, Сталин, Петр I. Это связано с тем, что в России для широкой публики остается в силе тот образ отечественной истории, который создавался в эпоху монархии: всякое преуспевающее, сильное государство — это государство людоедское, то есть которое способно действовать по собственному произволу, не сковываясь никаким правом, не ограничиваясь ни внутри, ни снаружи.
«Запрос на либерализм в России и Европе возник одновременно»
На самом деле история России не сильно отличается от истории европейских стран. Она ровно также начинала в раннее Новое время с городов-республик, ровно так же шла борьба между князьями и городскими общинами — как мы наблюдаем, например, в Италии или Германии. Запрос на либерализм в России возник тогда же, когда либеральные идеи были сформированы в Европе, практически одновременно. Русские люди ездили учиться в Англию и Шотландию, встречались с основоположниками классического либерализма и привозили их идеи обратно в Россию. Скажем, конституционный проект XVIII века Панина-Фонвизина — это вполне либеральный проект.
Рассылка Школы гражданского просвещения
История российского самодержавия утвердилась довольно поздно и довольно насильственно — собственно, это произошло только при Петре Великом, который окончательно обломал все ростки самобытного гражданского общества в России. Но стремление русского и других народов соединенных империй к более либеральному порядку никуда не делось. Другое дело, что оно выражалось в народных движениях, имевших довольно дикий облик.
Философы XIX века в свое время писали о том, что русская культура сильно поляризована: или полная анархия, или валяться в ногах у государя, а никакой середины нет. И это, в общем, справедливо: срединная область, область не святости и не греха, а область права — она в русской культуре действительно очень ослаблена. И идеи классического либерализма в России не имеют большого кредита ровно потому, что либерализм — это идеология правового общества.
«В России с критическим разумом нисколько не хуже, чем в любой другой стране»
То, чем занимается официоз — это попытка упростить русскую историю. Они пытаются сказать, что Александр Невский, Иван Грозный, Петр I и Иосиф Сталин решали одну и ту же задачу: сделать Россию великой. Все было не так: как только вы берете сколько-нибудь подробное описание эпохи и тем более погружаетесь в документы, вы видите, что каждый из них решал свою задачу, а сходство между ними минимальное и чисто техническое. Разумеется, это разные ловушки и каждая эпоха попадает в свою, из-за чего историки ничего не могут посоветовать политикам, поскольку приходится решать всякий раз новые задачи. И, конечно, история наша сложнее и богаче, чем ее сейчас воображают.
Мне кажется, что в России все в порядке с критическим разумом, нисколько не хуже, чем в любой другой стране. Я довольно долго преподавал в Швеции и некоторое время в Финляндии. Ничем российское общество принципиально не отличается ни от шведского, ни от финского — такая же кислая тухлая середина, ровно те же запаянные края слева и справа. Ситуация в России отличается сейчас только одним — жесточайшей цензурой. Если ее убрать — то совершенно все переменится.
Все с ужасом смотрят на соцопросы из России, но я не ужасаюсь, потому что понятно, как они устроены — когда сами социологи говорят, что 99% респондентов отказываются отвечать, а из оставшегося 1% еще 20% не одобряют действия власти… Кого вы опрашиваете? Очевидным образом люди скукожились, ну еще бы — за картинку ВКонтакте можно получить восемь лет. Они смотрят на социолога как на агента власти и готовы отвечать ему так, как от них власть ждет.
У меня в России осталось довольно много друзей и коллег, которые продолжают преподавать, и, по их оценкам и наблюдениям, 8 из 10 студентов не одобряют ни режим, ни войну, ни всю эту патриотическую историческую пропаганду. И это сведения из очень разных уровней образовательной системы. Поэтому я смотрю без большого ужаса на эту картину. Исчезнет эта цензура — и общество вернется в естественное состояние.
«Мошенники формируют историческую повестку в России»
Не существует истории, которую можно было бы рассказать одним голосом. У любого человека в современном обществе — сложная идентичность; он не просто сапожник, он еще член такой-то церкви, такой-то партии, и так далее, у него множество разных валентностей, и бог весть к какой исторической валентности он себя относит. Это может быть история социал-демократов, это может быть история крымских татар или цыган. Это может быть женская история — в России она еще не проговорена и только-только начинает писаться.
[Кто должен договариваться об общих исторических нарративах?] Если в странах более благополучных этим распоряжаются люди с хорошей академической — или, по крайней мере, хорошей общественной — репутацией, то в России историческую повестку формируют чистые мошенники. Владимир Мединский — мошенник, он удерживает свою докторскую степень по истории мошенническим способом, и то, что он пишет, к науке не имеет отношения. Еще очень часто приходится слышать в общественном поле о таком Александре Дюкове, он возглавляет субсидируемый государством фонд «Историческая память». То, что делает фонд Дюкова — это тоже чистое мошенничество. Главное преступление историка — это фальсификация источниковой базы, когда что-то из источников, относящихся к проблеме, вы берете, а что-то отбрасываете. Это вопрос репутации, а система репутации вообще в России разрушена, и история тут не стала исключением.
«Россия должна приобрести себе других героев в прошлом»
Разворачивать обратно [исторические нарративы в России] надо с того, что Сталин придумал называть Великой Отечественной войной. На самом деле это часть Второй мировой войны, в которую Советский Союз вступил не в 1941 году, а в сентябре 1939 года, будучи фактическим и юридическим союзником фашистской Германии. Это главное неудобство для советской, а ныне путинской пропаганды.
Русская культура в целом нуждается в довольно тщательной ревизии. Двадцать лет в России не могут принять закон о домашнем насилии. Это что такое? Это значит, что дома есть пахан. А если дома есть пахан, то почему в стране не быть пахану? Ребенок приходит в школу, а там училка — пахан, «заткнись и не высовывайся». Приходит в армию — там пахан на пахане сидит и паханом погоняет. И везде человека в России сопровождает вот эта паханская культура. И это, конечно, должно быть сломлено. И для этого, в том числе, Россия должна приобрести себе других героев в прошлом. Не Малюта Скуратов и Иван Грозный, а митрополит Филипп должен быть героем школьного рассказа о XVI веке: как он решился выступить против государевой неправды и был за это убит. Таким должен быть образ героического, а не мифический Матросов, который то ли бросался, то ли не бросался на амбразуру.
