За две недели до начала вторжения, в конце января 2022 года, выпускнику ВШЭ пришла смска: не мог бы он, если он так интересуется вообще своими шансами на устройство в жизни, зайти в кабинет помощника проректора по вопросам распределения бакалавриата? Студент пришел на эту встречу. И в течение двух с половиной часов ему этот помощник, который появился в ВШЭ уже в 2019 году, рассказывал о том, какие перспективы могут быть у такого студента, если он согласится пойти на службу в СВР. Он пообещал ему три зарплаты: МИДовскую, посольскую и СВРовскую; отдых на курортах на Черном море и на Байкале для него самого и его семьи. Студент поинтересовался: а что произойдет в случае провала? Вербовщик ему сразу объяснил, что если вас вышибают из любой европейской страны, вас больше не одобрят на возвращение в качестве дипломатического сотрудника в любой стране Евросоюза, и мы все должны очень хорошо думать о том, чем мы занимаемся, что мы делаем, чтобы не получить такой бан. Было совершенно очевидно, что люди в службе внешней разведки очень много думали о том, чтобы не спровоцировать высылку. Еще один вопрос, который задал студент: а что, если я к Навальному хорошо отношусь? На что вербовщик посоветовал просто стараться особенно никому не говорить о своих политических взглядах. Это, конечно, довольно удивительный подход для нас сейчас в ситуации 2024 года: по сути СВР достаточно либерально подходила к вербовке студентов, даже тех из них, кто ходил на демонстрации Навального.
В соседней спецслужбе, ФСБ, нравы были абсолютно другие. Например, одного моего знакомого во внешней разведке ФСБ перевели на службу в центральный аппарат, и на первой же пьянке начальник заставил его — татарина по национальности — извиняться за татаро-монгольское иго.
И смысл, конечно, не в том, что СВР была более либеральной, чем ФСБ, о либералах там не стоит говорить. Дело в том, что в этих спецслужбах было разное отношение к рискам. СВР — это структура, в которую люди приходили поколениями. Это семейный бизнес, и люди очень ценили эти карьеры, что они могут служить очень долго за рубежом, получать те самые пресловутые три зарплаты. И именно потому, что эта жизнь была комфортной, люди из СВР не хотели брать на себя дополнительные риски, участвуя в каких-то авантюрных операциях. В ФСБ изначально была совершенно другая картина. Люди приходили туда с совершенно другим уровнем агрессии — и это было всегда характерной чертой разведки ФСБ.
Что касается Главного управления [Генштаба], то есть военной разведки, там всегда была картина очень специальная. Это тоже был семейный бизнес. Но это были военные семьи — люди там понимали, что для них риск провала выше, чем для сотрудников СВР, особенно после реформ 2016 года при Шойгу, когда военная разведка сильно расширилась, появилось очень много людей из спецназа. Руководством военной разведки был сделан упор на активные операции спецназовского толка — из-за аннексии Крыма и из-за начала войны на востоке Украины, а также из-за Сирии.
Такая была картина перед началом войны: СВР — структура, которая не хотела брать на себя слишком много рисков, и им очень нравилось им комфортное существование. Военные, которые всегда считали, что если надо проводить операции, будем проводить, ничего не поделать. И ФСБ с огромным уровнем внутренней агрессии и насилия, даже по отношению к собственным сотрудникам. И в этот момент происходит февраль 2022 года.
«Просто Сталин расстрелял не тех людей, а если бы он тех расстрелял, все было бы хорошо»
Ирина Бороган:
Мы все помним этот день, когда Путин собрал заседание Совета Безопасности, которое демонстрировали по российскому телевидению, прервав все выпуски новостей. Путин публично издевался и унижал представителей разведсообщества России. Не то, чтобы он никогда раньше никого не унижал — но в этот раз это были его моральные и духовные братья, которые прежде всегда были вне критики и нападок. Мы впервые увидели, что он издевался над Нарышкиным, руководителем СВР. После чего многие сделали вывод, что Нарышкин теперь отправится в отставку, а Путин перешел к сталинским методам и публично унижает даже самых могущественных людей.
Потом началась война — причем совершенно не так, как планировал Путин. Российская армия потерпела провал на всех направлениях сразу. Выяснилось, что все спецслужбы показали себя довольно плохо, иначе откуда у Путина и его ближайшего окружения взялась мысль, что Украина быстро сдастся и даже будет приветствовать российские войска? Главной задачей различных аналитических справок и докладов для ФСБ и других спецслужб было угодить Путину в его представлениях об украинцах и украинской армии. Когда стало ясно, что спецслужбы его обманули, в результате чего было принято очень много неверных стратегических решений, не говоря уже о тактических, было бы логично, что он начнет репрессии. Поначалу так и казалось: Сергей Беседа — начальник 5-й службы ФСБ, которая отвечает за сбор информации в том числе в Украине и Молдове — был арестован.
Андрей Солдатов:
Тогда неожиданно российские силовые структуры стали все вешать на 5-ую службу ФСБ, что всех подставила пятая служба, их надо всех разогнать. Курсировало безумное количество слухов: якобы эти люди потратили безумное количество денег на то, чтобы закапывать золотые слитки на территории Украины, помогая «движению сопротивления», которое так и не возникло.
Это был момент очень сложный для Владимира Путина, потому что ему нужно было решить, что все-таки делать. Стало понятно, что вариант 1968 года в Праге не проходит, то есть война теперь будет долгой. А в долгой войне спецслужбы нужны, без них не обойтись.
Владимир Путин очень внимательно изучал опыт сталинских спецслужб и вынес один хороший урок. В спецслужбах очень давно было убеждение о том, что Сталин большой молодец, но ошибся в одном: Советский Союз был плохо подготовлен к войне, потому что он провел репрессии против собственной разведки. И вот если бы не пострадала разведка, у Сталина уже в 1941 году все было бы хорошо. Этот нарратив повторялся десятилетиями с 1970-х годов, и потом был унаследован уже российскими спецслужбами как объяснение вот этого неудачного опыта 1941-го года: просто Сталин расстрелял не тех людей, а если бы он тех расстрелял, все было бы хорошо. Ну и таким образом снималась ответственность со спецслужб.
Видимо, это одна из тех причин, по которой Путин решил этой ошибки Сталина не повторять. Кроме того, есть личные характеристики Владимира Путина: он очень не любит поддаваться, как ему кажется, давлению общества. То есть, когда в обществе назревает какой-то запрос на то, чтобы какого-то человека убрали, он очень не любит идти на поводу таких настроений, потому что, как ему кажется, это продемонстрирует его слабость и может привести к ужасным последствиям вплоть до развала государства. И это привело к тому, что Владимир Путин решил не проводить чистки в спецслужбах. Сергея Беседу отпустили. По какому-то совершенно фантасмагорическому сценарию его вернули на его должность, что удивило очень многих его сотрудников. И это, конечно, послало очень серьезный и сильный сигнал российским спецслужбам, что Владимир Путин будет их поддерживать, что бы они ни делали.
«В спецслужбы сейчас все больше и больше набирают людей, которые уже повоевали в Украине»
Андрей Солдатов:
Как мы видим, тактически это был очень сильный ход. Уже к лету 2023 года, несмотря на другие проблемы, как, например, нежелание ФСБ отвечать на пригожинский мятеж, мы стали замечать, что спецслужбы перегруппировались, можно даже сказать, нашли новый смысл жизни. Это уже перестало быть войной с Украиной. Это стало тем, что они называют «третьим раундом» почти столетней войны с Западом. Первый раунд это то, что происходило после революции 1917 года и до конца Великой Отечественной войны; они считают, что они его выиграли. Второй раунд — это Холодная война; его они, конечно проиграли, потому что закончился он распадом КГБ и СССР. И теперь третий раунд, который они хотят выиграть. И это их сильно воодушевляет.
Что еще придает им бодрости? Что они оправились от массовых высылок дипломатов. Минимум 600 российских дипломатов выслали из Европы в 2022 году, в некоторых посольствах осталось по одному дипломату. Но они нашли способ, как компенсировать эти потери — использовать оперативников без дипломатического прикрытия, то есть представителей российской эмиграции и людей с другими паспортами. Мы видим, что проводятся операции, где ключевую роль играют сербы, болгары, русские, украинцы, австрийцы. Мы видим, что совершенно на другом уровне идет сотрудничество с криминальными группами. Если раньше это в основном касалось только киберопераций, то теперь это касается сбора информации, запугивания, слежки.
Студенты уже меньше интересуют СВР, ФСБ и ГРУ, теперь нужны люди с боевым опытом. И мы видим, что во все три службы сейчас все больше и больше набирают людей, которые уже повоевали в Украине. Эти люди не ждут, что их отправят, например, в Швейцарию, а потом они поедут на пять лет во Францию; они понимают, что им это не будет доступно никогда, и заточены на то, чтобы выполнить задачи. Это может быть не очень высокопрофессионально, зато их много. И Россия постоянно пополняет свой банк заложников, потому что если ее оперативников поймают, то будет торг. Это очень похоже на ситуацию 1948−1949 года, когда брали фронтовиков, в массовом порядке вербовали в военную разведку и отправляли в Европу заниматься убийствами в российско-украинской эмиграции. Например Щелоков, один из создателей советского спецназа, со своей женой выходил на эти операции: как он сам писал в мемуарах, они любили проводить ликвидации рядом с какими-нибудь озерами, где он отвлекал человека, а жена стреляла, а потом они вместе сбрасывали труп в озеро. Из этих мемуаров ясно, что люди, которые прошли четыре года войны, по-другому воспринимают риски.
Стало очень трудно идентифицировать, какая спецслужба провела какую конкретную операцию. Такое уже происходило в конце 1940-х, когда часто было сложно понять, работает человек на НКВД или на военную разведку. Разделения труда, которое в какой-то степени существовало до 2022 года, больше нет. В западном экспертном сообществе существует некое представление о том, что СВР — это больше про промышленный шпионаж, ФСБ — больше про политическую разведку, а ГРУ — больше про ликвидацию. Но на деле это не так: например, задержанный испанский журналист с российским паспортом Пабло Гонзалес находится в польской тюрьме как агент военной разведки, но его главное достижение — это успешная инфильтрация в школу Жанны Немцовой и получение доступа к компьютеру, которым пользовался Борис Немцов. Мы видим, это политическая информация, не имеющая никакого отношения к войне, но тем не менее, агент ГРУ занимался сбором именно такой информации. И наоборот: профессор Тартуского университета Вячеслав Морозов, осужденный за работу на российские спецслужбы, не имел никакого отношения к войне и военной информации, но тем не менее работал на военную разведку, а не на ФСБ.
«То же самое происходит с сирийцами, йеменцами, иранцами за рубежом»
Ирина Бороган:
Для спецслужб очень важна работа с политической эмиграцией, потому что они до сих пор боятся, что приедет группа революционеров во главе с Лениным или еще с кем-то и совершит революцию. То же самое происходит с сирийцами, йеменцами, иранцами за рубежом. Я уже не говорю про китайцев. Спецслужбы внимательно отслеживают, что делают эти люди и внедряют своих агентов. Конечно, на каждой большой тусовке политэмигрантов обязательно присутствует какой-то агент. Но что тут можно сделать? Нельзя полностью параноить или каждого подозревать, потому что никаких явных признаков, что вот именно этот человек агент, потому что он очень разговорчивый, а этот — потому что он много задает вопросов, таких признаков нет. Главная наша задача тут — определить спектр информации, какую мы отдаем в публичное поле, а какую нет. Где вы живете, как вы живете, какие места посещаете? Понятно, не нужно ничего скрывать о вашей публичной деятельности, но интимную жизнь надо скрывать.
Андрей Солдатов:
Есть еще одна опасность, которая исходит уже не от российских спецслужб, а от спецслужб других государств, которая, к сожалению, на третий год войны стала очень серьезной. Благодаря деятельности групп цифровых активистов, таких как Citizen Lab или AccessNow, мы знаем о том, что на мобильных устройствах очень многих российских и белорусских активистов теперь находится Pegasus, очень дорогой шпионский софт. И надо понимать, что, к сожалению, это реальность, в которой мы живем.
«Немецкие журналисты стали намного осторожнее в цитировании расследований российских журналистов»
Ирина Бороган:
Уже после начала войны российские спецслужбы стали отрабатывать новую тактику борьбы с политической эмиграцией — и довольно успешно. Это иски против журналистов. Первая история произошла с изданием The Insider, которое опубликовало расследование о деятельности главы «Русского дома» в Берлине Павла Извольского. Insider обнаружил, что он был прописан когда-то в том же самом общежитии, в котором жили офицеры ГРУ, и написали, что, по всей вероятности, он связан с ГРУ, но в то же время спокойно сидит в Берлине и везде тусуется. Эту информацию републиковали многие немецкие медиа. Извольский пошел в немецкий суд — но не с иском против Insider, а против немецкого публичного телевидения, которое на своем сайте сослалось где-то кратко на эту информацию Insider. Он опротестовал раскрытие информации о собственной privacy, якобы все это неправда, и получил предварительное решение в свою пользу. От немецкого телевидения потребовали удалить информацию — и немецкие коллеги это сделали. После этого он пошел на русскоязычный немецкий телеканал OstWest и начал атаковать уже Insider: якобы он выиграл иск в немецком суде, и теперь намерен вообще стереть их с лица земли. Это имело очень негативный эффект, немецкие журналисты стали намного осторожнее в цитировании результатов расследований российских журналистов в изгнании.
Следующая история произошла с нами. В 2019 году мы с Андреем написали книгу The Compatriots («Свои среди чужих») — о том, как Кремль охотится на политическую эмиграцию за рубежом, начиная с 1920-х годов и до современности. В этой книге упоминался бизнесмен Алексей Козлов, бывший муж Ольги Романовой. Когда он вышел из тюрьмы, он переформатировался в правозащитника, перестал просто зарабатывать деньги, а вложил много сил в то, чтобы вытягивать людей из тюрьмы и говорить правду о том, что происходит в уголовной системе России. Он дал много интервью нам для этой книги. Почему он нас заинтересовал? Потому что вся его семья была связана с разведкой, советской и российской. Приемный прадедушка, Эйтингон, был очень видным разведчиком, одним из организаторов убийства Троцкого. Родной его прадедушка, Зарубин, был главой резидентуры в Америке и во многих операциях был задействован. Бабушка, Зоя Зарубина, заведовала курсами переводчиков ООН, а начинала свою карьеру в НКВД. И мы, как журналисты, в своей книге не могли пройти такой момент, что Козлов вошел в банковский бизнес благодаря связям бабушки, у которой были обширнейшие связи в КГБ, о чем он и рассказал в интервью. В книжке этому посвящено полтора абзаца.
После выхода книги мы четыре года его не видели, ничего от него не слышали. И в октябре 2023 года мы узнаем, что в Германии в Гамбургском суде Козлов подал иск на нашего американского издателя Hachette. Дело в том, что Козлов снова стал бизнесменом в Германии, занимается застройкой, и требует опровергнуть опубликованные в нашей книге сведения, которые порочат его репутацию, что в его карьере на начальных этапах ему помогали российские спецслужбы. Гамбургский суд известен тем, что он очень лояльно относится ко всем искам бизнесменов, и даже Алишер Усманов каких-то предварительных побед, оспаривая санкции, добился именно там. Далее события развивались совершенно ошеломительным, удивительным для нас образом. Гамбургский суд потребовал запретить продажи наших книг, притом, что книга вышла в Америке, а на немецком языке даже не выходила. При этом книг наших в Германии было продано около двухсот штук, то есть навредить его репутации было очень сложно. Разбирательства дела по существу не было до сих пор. Но книги наши уже запрещены в Германии — так работает немецкое законодательство. И Козлов, воодушевившись тем, что его поддержал суд, начинает писать в Facebook, что выиграл иск, и его цель поставить черное пятно на нашей репутации, чтобы с нами не работали больше зарубежные издательства и медиа.
Ведущие правозащитники мира, включая PEN International, Article 19, Репортеров без границ выпустили совместное заявление, в котором они описали эту ситуацию как классический SLAPP-иск, который используется российским государством для того, чтобы заставить замолчать людей, которые пишут правду и расследуют деятельность Кремля и его спецслужб. Так что поставить черное пятно на нашей репутации ему не удалось. Но все равно это хорошая попытка запугать, потому что никто не любит исков, и мы потратили на это огромное количество часов, моральных сил и эмоциональных сил.
Андрей Солдатов:
Мы дружим с Кэтрин Белтон, которая написала Putin’s People — очень важную книжку про путинские деньги. Большое количество российских олигархов сразу стали с ней судиться. И вроде бы дело она не полностью проиграла. Но, во-первых, процесс длился очень долго, а, во-вторых, на процесс ушло больше 2,5 млн фунтов. Издательство заплатило эти деньги. И какой результат? Мы после этого общались с большим количеством издательств, американских и английских, и те говорят: как-то стало нам не очень интересно публиковать книжки о России. Может быть, это очень дорого нам обойдется? И теперь каждый раз при оценке идеи книги нам нужно будет прогонять ее через юристов. Это очень серьезный риск.
