Холодная война, автократия и двойные стандарты: эксперты о роли Европы в современной политике

«Большее число европейцев считают холодную войну с Россией более реальной, нежели конфронтацию с Китаем»

Новый индо-тихоокеанский альянс AUKUS, о котором недавно объявили Соединенные Штаты, Великобритания и Австралия — явный признак начала новой холодной войны. На этот раз против Китая. С тем, что такая война началась, согласились две трети респондентов опроса ECFR, который проводился в 12 европейских странах. Однако исследование привело и к менее ожидаемым результатам: оказалось, что большинство европейцев не чувствуют, что их собственные государства являются участниками этой войны. Только 15% опрошенных полагают, что их страна «определенно» или «вероятно» находится в состоянии холодной войны с Китаем, в то время как 59% это состояние отрицают. Некоторые европейцы считают участником конфликта Брюссель как «столицу ЕС»: он является стороной в холодной войне с Китаем по мнению 31% опрошенных. При этом 44% согласны с тем, что ЕС ведет холодную войну с Россией.

Говорить о долгосрочных последствиях этой динамики пока рано, но ясно, что в краткосрочной перспективе любое изображение конфликта как конфронтации между ЕС и США с одной стороны и Китаем и Россией с другой, не согласуется с общественным мнением. К таким выводам пришли глава Центра либеральных стратегий Иван Крастев и директор Европейского совета по международным отношениям Марк Леонард. По их мнению, за этим стоит несколько причин.

Прежде всего, Вашингтон связывает новую холодную войну с объединением Запада против автократии, но это не отражает взглядов европейцев: большинство из них не считают Китай угрозой тому, как они привыкли жить. Они не верят, что различие между демократией и автократией является принципиальным для эффективности решения проблем с изменением климата или пандемией. 

Нет среди европейцев и консенсуса по поводу угрозы их существованию. Во время холодной войны XX века люди были готовы изменить свои приоритеты ради защиты от советских танков или ядерной катастрофы; теперь только 5% европейцев считают, что Китай «правит миром». 

Кроме того, когда европейских респондентов спрашивают, кто в мире обладает наибольшей властью, большинство из них называют вовсе не крупные державы. Многие склонны полагать, что самые влиятельные группы в современном мире образуются из негосударственных субъектов, компаний и сверхбогатых людей. 

Еще одна причина связана с тем, что столкновение США и Китая имеет глобальное измерение, но не является локальным для Европы — именно поэтому большее число опрошенных считают реальной холодную войну с Россией, нежели конфронтацию с Китаем. 

Наконец, европейцы имеют совершенно иное представление об объединениях. Во время холодной войны и после нее суверенитет — особенно для восточноевропейцев — означал возможность присоединиться к любому желаемому политическому и военному альянсу. Но теперь некоторые европейские граждане предпочитают дистанцироваться от совместной деятельности с США и другими союзниками, а не присоединяться к ним. Европейцы видят мир «необходимых партнеров», а не фиксированных союзов.

Если тенденция, зафиксированная в этом опросе, окажется устойчивой, то усилия политиков в Вашингтоне и Брюсселе по подготовке к борьбе против автократии в Пекине и Москве окажутся под угрозой, резюмируют Крастев и Леонард. Европейские и американские лидеры вполне могут проиграть, когда обнаружат, что за ними нет общественного консенсуса.

«Европа остается силой, с которой нужно считаться»

Европе следует уделять больше внимания своему становлению в качестве самостоятельного политического образования, считает бывший верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности, экс-генеральный секретарь НАТО Хавьер Солана. Мало кто из исследователей сейчас ставит под сомнение то, что историю XXI века будут определять китайско-американские отношения. Соединенные Штаты и Китай борются за мировое лидерство в бесчисленном количестве областей: технологиях, торговле, обороне, киберпространстве и космосе. Но анализировать сегодняшнюю геополитическую сцену как побочный продукт гонки на двух лошадях — в высшей степени упрощенно и устарело.

На Евросоюз на международной арене обращают меньше внимания, чем следовало бы, но все же больше, чем думает он сам. Солана призывает посмотреть на факты: ЕС — крупнейший в мире экспортер товаров и второй по величине импортер (немного позади США). В сфере услуг Европа лидирует как по экспорту, так и по импорту. Более того, ЕС имеет прямой контакт с США и заметно опережает Китай как поставщик и получатель прямых иностранных инвестиций. В совокупности именно ЕС, а не Китай, имеет вторую по величине экономику в мире в номинальном выражении. 

С точки зрения «мягкой силы» — ЕС тоже в лидерах. По индексу Soft Power 30 (оценивает страны по шести категориям: культура, цифровая инфраструктура, человеческий капитал и образование, бизнес и инновации, дипломатия и качество политических институтов) пять из десяти ведущих стран — и 16 из 30 — являются членами Евросоюза. США занимают пятое место, а Китай — только 27-е (данные на 2019 год). 

Европа остается силой, с которой нужно считаться. Вместо того, чтобы смириться с неизбежным упадком, европейцы должны признать и отметить сильные стороны Европы, признавая, что ее величие состоит в том, что она больше, чем сумма ее частей.

«Евросоюз стал крепостью прав человека, которыми пользуются его граждане за счет народов, живущих за его пределами»

До создания Европейского Союза Европа была лишь неустойчивой системой нестабильных государств, связанных друг с другом зачастую враждебными отношениями, пишет Адам Хмелевски, профессор социальной и политической философии Вроцлавского университета. Обе мировые войны были крайним проявлением этой ненависти и нанесли огромный ущерб европейским странам и остальному миру. Европа как политическое образование возникла на этих руинах.

Чтобы пресечь боевые действия между европейскими странами, было в том числе создано НАТО. Но одновременно создание военного блока утвердило гегемонию США в западной части европейского континента. Эта политическая зависимость не способствовала росту субъектности Европы. Но все изменилось, когда появился Евросоюз. Жан Монне, стоявший за Декларацией Шумана, которая в 1951 году в Париже положила начало Европейскому объединению угля и стали, продемонстрировал, что воображение, движимое состраданием, может спасти Европу от новой бойни. ЕС был продуктом поэтического духа, которому удалось умело переплести насущные потребности и интересы в новое политическое образование. 

В последнее время положение ЕС оказалось нестабильным. Поражение Трампа на выборах говорит о том, что одна из угроз европейской интеграции уменьшилась, но не сводит ее на нет. После 2015 года многие комментаторы предсказывали неминуемый распад ЕС. Среди них книга Ивана Крастева «После Европы», которая привлекает внимание своей болезненной честностью. Крастев утверждает, что крах ЕС может быть вызван не исторической необходимостью, а скорее случайностью или стечением обстоятельств (таких как убийство Франца Фердинанда или распад Советского Союза). В случае с Евросоюзом таким обстоятельством может быть приток беженцев. Сопротивление растущему числу мигрантов трансформировалось во все более мощные антииммиграционные движения, самым сильным из которых стало движение «Альтернатива для Германии» (АдГ). 

Теперь ЕС платит шесть миллиардов евро авторитарной Турции за то, что та служит буфером и задерживает на пути в Европу примерно четыре миллиона беженцев. Оказывается, Евросоюз, призванный продвигать свободу, демократию и верховенство права, теперь стал крепостью прав человека, которыми пользуются его граждане за счет народов, живущих за его пределами. При этом относительный мир внутри этой крепости охраняют соседние деспоты, которых Европейский Союз критикует за их деспотизм. Пока ЕС не утвердил никаких директив против собственного лицемерия.

Еще одним фактором потенциальной дестабилизации Евросоюза может стать Польша. Но себе в этом случае она причинит больший вред, чем ЕС. Польша является крупнейшим получателем средств ЕС, эти трансферты обеспечивают рост ВВП Польши примерно на 1% и создание около 600 тыс. рабочих мест. Польские продукты получили доступ на второй по величине коммерческий рынок в мире. Несмотря на все это, польские власти, особенно с 2015 года, крайне критически относятся к ЕС и пытаются различными способами это продемонстрировать. Но большинство граждан (89%) положительно относятся к членству страны в ЕС.

Кто же спасет Европу? Говоря о роли Германии в Европе, Ангела Меркель сказала, что «мы прокляты, если не будем руководить этим процессом, и прокляты, если будем руководить». История европейской валюты — хорошая иллюстрация позиции Германии в ЕС: хотя переход на евро противоречил экономическим интересам Германии, Коль настаивал на этом, потому что «Германии нужны друзья». Переход на евро не повредил экономике Германии — наоборот это сделало ее самой сильной внутренней экономикой в ​​ЕС. И выживание ЕС во многом будет зависеть зависит от сильной, открытой к сотрудничеству и терпеливой Германии. Евросоюз — этот плод нашего воображения, представляющий собой пространство, которое постоянно изобретает себя заново, полагает Адам Хмелевски.

«Чем дольше ЕС будет относиться к Венгрии как к нормальной демократии, тем больший ущерб он нанесет своему собственному бренду»

Наконец, профессор Массачусетского технологического института, автор известной книги Why Nations Fail? Дарон Аджемоглу настроен радикально: по его мнению, чтобы европейский проект выжил, из союза должны быть изгнаны авторитарные лидеры. Речь идет о Венгрии и Польше, поясняет он: в последнее десятилетие они последовательно подрывали демократические институты и нарушали принципы верховенства права, которые лежат в основе европейского проекта. 

«Нелиберальная демократия», как ее называл сам премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, — некорректный термин: суды все больше попадают под контроль партии Орбана «Фидес» (Fidesz); у СМИ становится все меньше свободы; организации гражданского общества работают под постоянной угрозой; а университеты уже лишились и без того небольшой автономии, которая у них была. В Польше авторитарная правящая партия «Право и справедливость» (PiS) открыто пошла по стопам Орбана. Она еще не успела так запугать гражданское общество и оппозицию, но движется в том же направлении.

Бойкот, объявленный обеими странами новому институту — Европейской прокуратуре, уполномоченной расследовать преступления, связанные в том числе с мошенничеством и хищениями с участием средств ЕС — должен стать для Евросоюза последней каплей. Неудивительно, что существует множество доказательств причастности как Fidesz, так и PiS к подобным злоупотреблениям. 

Но есть и еще один аргумент. С завоеванием талибами Афганистана больше нет никаких сомнений в том, что усилия Запада по установлению демократии и верховенства права с помощью внешней силы потерпели неудачу. Теперь западным странам остается только самим подавать пример. Когда существующие демократии кажутся менее достойными подражания, демократические институты имеют меньше шансов на распространение. Эти соображения особенно применимы к Евросоюзу, поскольку его миссия заключается в построении демократических институтов на наднациональном уровне. 

К концу Второй мировой войны европейский континент, вложивший все ресурсы в вооружение, был опустошен — в то время как Соединенные Штаты были наводнены современными технологиями. В Британии, где дела шли лучше, чем на остальном континенте, в 1947 году только в половине домов было горячее водоснабжение или водопровод. Многие в тот момент полагали, что коммунизм или консервативная диктатура установятся с гораздо большей вероятностью, чем демократия. Но мир в итоге восторжествовал, а демократия пустила корни и расцвела во всей Западной Европе (за исключением Испании и Португалии). 

Расширение ЕС в Центральной и Восточной Европе тоже было успешным — но лишь поначалу. Трудно представить, что Венгрия, Чехословакия, Польша и страны Балтии могли бы претерпеть столь быстрый демократический переход без перспективы вступления в ЕС и получения финансирования. И столь же маловероятно, что Польша стала бы одной из самых быстрорастущих экономик мира без ЕС. Но в итоге Венгрия и Польша стали символом дисфункции и институциональной слабости ЕС.

Безусловно, изгнание двух стран — серьезное решение, которое не следует принимать поспешно. Как правило, лучший способ справиться с потенциальными авторитарными властями — позволить демократическим институтам делать свою работу и доверить устранение опасных политиков электорату. Но есть сомнения в том, что венгерские избиратели когда-либо смогут изменить нынешний режим. Чем дольше ЕС будет относиться к Венгрии как к нормальной демократии, тем больший ущерб он нанесет своему собственному бренду. Евросоюзу следовало бы применить статью 7 Договора о Европейском союзе, чтобы приостановить право голоса Венгрии, а затем прекратить переводы европейских средств в страну. Если в Венгрии ничего не изменится, то ей придется покинуть союз. А если ЕС не подаст пример и не изгонит собственные авторитарные власти, его заявленная приверженность демократии ничего не будет значить, а он сам окажется под угрозой.