Есть ли в России запрос на перемены?

Григорий Юдин, профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук («Шанинка»)

Есть ощущение, что сейчас в России есть две тенденции, которые работают в разных направлениях. С одной стороны, мы видим тенденцию снизу, которую пока до конца не удается схватить. Она заключается в том, что возрастающая часть общества устала от Владимира Путина лично, от его правления и ищет какую-то альтернативу. Не то чтобы очень активно, но, тем не менее, этот поиск идет. Если есть возможность предпринять конкретные действия с понятным результатом, большое количество людей готовы в это вкладываться. Поучаствовать в работе ОВД-инфо, например — это понятные действия с понятным результатом, не нужно [абстрактно] «делать Россию свободной». И сейчас в обществе начали проявляться более или менее очевидные расколы. Пока сложно сказать однозначно, по какой линии они проходят. Я не вижу там конфликта поколений, хотя, конечно, более молодые поколения чувствуют себя более отчужденно от Владимира Путина и его стиля. Но в целом ситуация, при которой можно было бы говорить о каких-то россиянах [как о едином целом], и так всегда была социологически неудовлетворительна, а сейчас уже совсем очевидно, что есть очень большие группы, которые друг с другом сильно не сходятся. Поэтому никаких «россиян» больше нет, никакого «общества» больше нет. 

Вторая тенденция — встречное действие, которое можно определить как реакцию. Пока Путин не потерял хватки, он предпочитает подрезать заранее, реализует эту реакцию превентивно. Я не вижу пределов, после которых эта реакция может остановиться. То, в чем Путин виртуоз — любое внутреннее противостояние немедленно переопределяется как внешнее. А значит, по мере того как это будет становиться все более и более неизбежным, острота внешнего противостояния тоже будет повышаться.

Ключевое слово здесь — легитимность. Потому что Россия — это плебисцитарный режим, в котором лидер базируется на демократической легитимности. Грубо говоря, на том, что элиты, бюрократия и население верят в то, что за лидером стоит большинство. Стоит ли оно за ним на самом деле — отдельный вопрос. Сейчас проблемы с легитимностью лидера не очень серьезные, но они усугубляются, и поэтому он пытается каждый раз перехватывающим движением эту легитимность восстанавливать, подсекая заранее возможные для нее угрозы. Стандартная методика — плебисциты или выборы. Они нужны для того, чтобы купировать эрозию легитимности, которая потом все равно начинается снова. 

По мере того, как происходит движение этих двух тенденций, мы видим эволюцию системы — как от мягкой плебисцитарной она переходит к жесткому бонапартизму, который может приобретать все более выраженный тоталитарный уклон. 

Быстрый калейдоскоп событий, не позволяющий задержаться в каком-то переживании — это достаточно стандартная черта сегодняшних политических режимов, она не связана непосредственно с Россией, хотя в России проявляется в радикальной форме. Современная представительная демократия эволюционировала в то, что французский политолог Бернар Манен называл аудиторной демократией. Это понятие означает, что мы теряем ощущение влияния на политический процесс. И граждане превращаются в аудиторию, наблюдающую за происходящим на экранах. Для большего числа наших сограждан история отравления Навального или расследование о дворце в Геленджике — это что-то, за чем они наблюдают на экране, не имеющее отношения к реальной жизни. Для большого числа граждан пока нет связки между тем, что их волнует, и политическим нарративом. Попробуйте посмотреть, как устроена избирательная кампания в США: первое, что нужно сделать — заставить человека ассоциировать себя с кандидатом, он должен почувствовать, что речь идет именно про него. И поэтому задача сегодня состоит в том, чтобы связать все эти события с политической повесткой, с политическими кампаниями и выдвижением.

С другой стороны, есть особенности российской хронополитики. Мы понимаем, что в значительной степени образ Путина — это Катехон, фигура из христианской теологии, которая обозначает удерживающего время наступления Апокалипсиса. Он остановил время, чтобы сберечь современный мир, потому что если время будет идти вперед, то немедленно наступит Апокалипсис и хаос. В радикальной версии линия Путина состоит в том, чтобы остановить время, поскольку любое изменение немедленно приведет к возврату в девяностые, которые являются символом хаоса и конца света. Для старших поколений ситуация остановившегося времени комфортная, они буквально не хотят, чтобы что-нибудь происходило — в историческом смысле слова. 

Вся общественно-политическая динамика сконцентрирована вокруг конкретной группы — это скорее молодые, и скорее горожане. Но нужно помнить, что в подобных деполитизированных ситуациях даже небольшое объединение превращается в очень мощную силу. Поэтому ждать, когда 85% [поддерживающих власть] изменят свою позицию — бессмысленно, это даже не то, о чем надо думать. Разницу будут делать небольшие группы, в том числе небольшие организованные группы. Именно они будут играть ключевую роль на осенних выборах в Госдуму, и это может очень сильно изменить расклад. 

Но при этом никакого «правила 3,5%» не существует, просто потому, что каждая ситуация уникальная, нет никакого сценария, при котором происходит смена режима. Мы же видим что произошло в Беларуси. Там вышло очень много людей, но как раз не хватило ясного проекта, куда можно было бы вписать силовиков и белорусские элиты, которые поняли бы, что у них есть какое-то будущее, если, грубо говоря, убирают Лукашенко. В России пока не тот градус, как в Беларуси, но эта проблема уже на повестке дня. Нужно всем — богатым людям, бюрократам — предлагать какой-то проект, чтобы им было ясно, что им есть место в будущем. Если какой-то сильный проект появится, у него могут быть довольно серьезные шансы перетянуть многих людей на свою сторону.

Денис Волков, заместитель директора «Левада-центра» 

Прежде всего, я бы говорил о нарастающей усталости — не столько от власти, сколько от бюрократии. Рейтинги власти действительно снижаются. Но переходит ли это в какую-то альтернативу? Если мы говорим о массовом уровне, то скорее нет, потому что люди готовы голосовать за те же самые четыре партии, и тех же политиков и общественных деятелей. Немного вырос Навальный, для кого-то появился Платошкин, в какой-то момент в фокусе общественного внимания появился и пропал Фургал. Но в целом, если мы смотрим на цифры, они по-прежнему несопоставимы, то есть Путин сильно просел, а остальные практически не выросли. И между доверием Путину и всем остальным политиками по-прежнему сохраняется большой разрыв.

В сфере гражданской активности что-то действительно меняется, приходят новые волонтеры в отдельные проекты, но я думаю, что тут скорее можно говорить не о количественных, а о качественных изменениях. 

Изменения происходят и в технологии удержания власти: если еще 5 лет назад не нужно было беспокоиться, все сами ходили на выборы и голосовали как надо, сегодня это уже не так. То теперь необходимо затянуть на выборыкак можно больше сторонников власти, прежде всего, людей, зависимых от власти, чтобы они ходили голосовать на всевозможные выборы. Через пряник и через кнут власть сегодня вынуждена одних мобилизовать, а те, кто не согласен, должны сидеть дома и не принимать участие ни в чем. Это мы видели на голосовании по поправкам в Конституцию: нельзя сказать, что сторонников поправок в обществе было многим больше, чем противников, но одних мобилизовали, а других демобилизовали, и независимые политики тут скорее помогли власти своим бездействием. 

И это, я считаю, отчасти показатель слабости альтернативных политиков и гражданского общества: они не смогли объединиться и предъявить обществу свою точку зрения, которая на этот момент была сопоставима с другой точкой зрения. И это, конечно, показатель того, у несогласных с политикой властей не хватает ни сил, ни средств, ни желания объединиться, выступить единым фронтом, поскольку каждый тянет в свою сторону. Потому что для каждого независимого политика было важно какие-то свои очки заработать, нежели выступить с солидарным действием.

Изменения, конечно, происходят. В последние 2-3 года мы наблюдаем взрывной рост YouTube, Instagram, TikTok, которые дали вот именно визуальную альтернативу телевидению. Именно после того, как там сформировалась большая аудитория, туда пришли профессиональные журналисты, «Редакция» Пивоварова, Дудь. И если раньше в интернете преобладал текст, который не мог конкурировать по своей привлекательности и влиянию на аудиторию с телевизионной картинкой, то теперь это картинка в интернете против картинки по ТВ — и уже сейчас это более или менее сопоставимые цифры по просмотрам. И те люди, кто получает информацию из интернета, все больше отличаются от тех, кто смотрит телевизор. Разделение по-прежнему здесь связано скорее с возрастом: молодые — это скорее интернет, а старшее поколение — это скорее телевидение.

В ответ на эту тенденцию мы видим усиливающийся контроль власти: когда вырастает кто-то чуть выше, его подстригают как газон, чтобы никаких цветов не расцветало. Из тех политических фигур, кто приобрел всероссийскую известность благодаря социальным сетям, на свободе почти никого уже не осталось: Навальный сидит, Фургал сидит, Платошкин сидит. Но проблема, на мой взгляд, не в том, что общество слабое, а в том, что власть слишком сильная, что она подавляет все альтернативы, которые постоянно вырастают. 

Поколенческое противостояние не нужно преувеличивать, но оно есть, и, мне кажется, оно обостряется не без помощи власти. Так, негативное отношение к протестам задает именно старшее поколение, поскольку протест был представлен как протест несовершеннолетних, которых «вывел провокатор Навальный». Исследования А. Архиповой и А. Захарова показывают, что это неправда – в январе-феврале на улицу выходили преимущественно люди молодые, но отнюдь не подростки. Костяк протестующих составляли люди 25-35 лет. Тем не менее, образ «протеста детей» был успешно навязан обществу. Власть сыграла на беспокойстве старшего поколения по поводу того, что молодые люди отличаются от своих родителей. У молодежи другие вкусы, представления об успехе, о политике. На фокус-группах представители старшего поколения часто говорят о том, что «мы теряем нашу молодежь», что ее нужно всеми способами «вернуть», «переучить», «проучить».

В целом низкая вовлеченность в политику связана с несколькими факторами. В любом обществе активные граждане составляю меньшинство. В нашей стране ситуация усугубляется тем, что многие просто не верят в собственные силы, в то, что они могут что-то изменить за пределами своей семьи. «Плетью обуха не перешибешь», часто говорят наши респонденты. Кроме того, наша страна довольно бедная и у многих не решены не решены базовые социальные проблемы, поэтому о гражданской активности думать сложно. Однако в последние 2-3 года, по мере падения авторитета власти, в разных уголках страны все больше людей уже не ждут по умолчанию, что «власть сама разберется» и начинают требовать от власти, от бюрократии решения тех проблем, которые люди считают важными.