«Вирус — это важное напоминание человечеству о пределах его расширения»

Сергей Медведев: «Природа не имеет своего лоббиста в современной структуре власти»

Россия — антиэкологическая страна, где понятие заботы о природе не заложено в самой структуре государства и общества. Две вещи поражают меня в отношении россиян к окружающей среде: выброс мусора в природу и палы травы. От этих пожаров сгорают целые деревни, заживо горит скот, гибнут люди. Говорят, что это занятие восходит к доисторической традиции подсечно-огневого земледелия — выжигать землю, потому что по горелому лучше растет. Но в этом акте проявляется наплевательское, расточительное отношения к природе. По этой же причине люди нередко не убирают за собой после пикников и уходят, оставляя горы мусора. После праздников поляны и берега водоемов представляют из себя сплошные свалки.

Мне кажется, все это напрямую связано с тем, что Россия является ресурсным государством, которое стоит на логике использования природы не как общественного блага, а как бесконечного ресурса. У нас даже профильное министерство называется «Министерством природных ресурсов», и лишь во вторую очередь «экологии». Государство распределяет эти ресурсы в соответствии с собственной стратегической логикой и таким образом воспроизводит свою власть. При этом оно встроено в мировую систему обмена как поставщик ресурса в обмен на технологии. 

Эта логика не менялась веками: государство считало себя единственным собственником природных ресурсов, будь то нефть, газ, лес, вода, воздух или человеческие ресурсы. Когда-то это была пушнина: российская цивилизация шла в Сибирь за пушным зверем — белкой, соболем, куницей. Менялось время — менялись ресурсы. С приобретением плодородных южных земель Россия стала одним из крупнейших поставщиков зерна, позже добавились молочные продукты. Потом появились углеводороды: с 1950-х годов — газ, а с момента открытия Самотлорского месторождения в 1960-х — нефть. Сейчас Россия является поставщиком углеводородов, доля которых в доходе бюджета страны доходит до 50%. 

Экологический дискурс постепенно становится в России популярнее, но в основном среди продвинутого молодого городского населения. Средний же россиянин скептически относится к рассказам о глобальном потеплении, считая их бреднями западных левых — наряду с движением Black Lives Matter и феминизмом. Можно, конечно, вспомнить экологические протесты против мусорного полигона в Шиесе, разработки шиханов в Башкирии и строительства храма в екатеринбургском сквере, но это разрозненные гражданские битвы, которые, к сожалению, не складываются в единую картину по всей стране. По всей стране мы не имеем мощного экологического движения и природа не имеет своего лоббиста в современной структуре власти. Все говорит о том, что экологическая политика в России вряд ли станет государственным приоритетом.

В целом понятие антропоцена — геологической эпохи когда человек влияет на природу больше, чем природа влияет на человека — возникло в 1980-е годы, когда изменения климата стали необратимыми. Некоторые говорят, что антропоцен начался еще 8000 лет назад, с началом неолитической революции, когда человек перешел от охоты и собирательства к земледелию и животноводству. В сущности, потребление человеком мяса в промышленных количествах является одной из основ разрушения окружающей среды. Антропоцен — это итог развития человечества. На это повлияла и современная наука, которая рассматривала природу как механический объект, и христианство, провозгласившее человека царем природы, и во многом сформировавшее современную цивилизацию. 

Пандемия коронавируса снова возвращает нас к экологической проблематике. Все вирусы, по крайней мере в последние 50 лет, имели животное происхождение — и СПИД, и SARS, и MERS, и лихорадка Эбола, и сейчас коронавирус. До тех пор, пока природа была отгорожена от человека барьером девственного леса, такого нашествия вирусов не было. Но поскольку мы приходим со своими бульдозерами, со своим туризмом, растениеводством и животноводством, вирусы начинают перекидываться на нас. Вирус явился сигналом от природы, которая говорит человеку, что необходимо сделать паузу и переосмыслить основы нашего существования в глобальном мире. 

Вирус ставит перед нами философские вопросы: почему мы считаем, что мы важнее вируса? Кто является вирусом на планете — коронавирус или человек? Кто нанес больше ущерба, кто произвел ядерные испытания, кто поставил целые континенты и биоценозы на грань выживания? В любом случае, это важное напоминание человечеству о пределах его расширения, об экологических границах его существования и о той ответственности, которую мы несем за планету Земля.

Мариус Хольм: «Если 70% мировой экономики перейдет к политике нулевых выборов, то оставшиеся 30% будут попросту вынуждены последовать их примеру»

Поскольку я занимаюсь вопросами климата, в первую очередь я отношу себя к экологам. Но еще я считаю себя гуманистом, то есть я задумываюсь о будущем человечества даже больше, чем о будущем окружающей среды. Эти два вопроса смыкаются, поскольку мы говорим о людях и их будущем в неразрывной связи с будущим природы. 

Сейчас мы наблюдаем стремительное снижение стоимости технологий и возобновляемых источников энергии — наряду с повышением их эффективности. Солнечные батареи уже стоят на 99% дешевле по сравнению с моментом их введения в активное употребление. Стоимость производства литий-ионных аккумуляторов снизилась практически на 90%, Это означает, что альтернативные источники энергии становятся гораздо более конкурентоспособными, и это, безусловно, может служить основанием для оптимизма. 

Эти изменения, к сожалению, не происходят с надлежащей скоростью. За последние четыре года выбросы углекислого газа продолжали нарастать. Политика президента США Дональда Трампа так или иначе была направлена на их повышение, в частности, он неоднократно выступал в защиту угледобывающего лобби. За год пандемии коронавируса уровень выбросов заметно снизился, но в связи с постепенным оживлением мировой экономики мы скоро снова увидим их подъем. 

Но вместе с тем, общий объем выбросов будет снижаться — и это будет объясняться не только пандемией, но и введением новых электромобилей, солнечных батарей и ветряных электростанций. Биржевые индексы экологичных проектов растут, а компаний, работающих с ископаемым топливом, наоборот, падают. Эти компании по-прежнему баснословно богаты, но происходит постепенное смещение инвестиционной активности и фокуса инвесторов с точки зрения предпочтительности капиталовложений. 

За последний год США, Евросоюз, Япония, Южная Корея согласились достичь нулевых выбросов к 2050-му, а Китай — к 2060-му году. Мы видим, как меняется философия компаний. Ориентированность на зеленую политику сегодня трактуется как желательная и даже обязательная крупнейшими транснациональными корпорациями. Это относится к IKEA, Apple, BP, Volkswagen и ряда других гигантов, которые поставили цель достижения нулевых выбросов к середине XXI века. 

Тренд настолько актуален, что некоторые компании хотят подать себя как экологически ориентированные, хотя на самом деле таковыми не являются — такое явление называется greenwash. Но есть и подлинные примеры «зеленого перехода». Например, датская энергетическая компания Orsted фактически полностью перешла от генерирования электроэнергии из ископаемого топлива к ветряным электростанциям. Даже наиболее сложные секторы экономики, такие как судостроительство, сталелитейная промышленность и авиация, сегодня направлены на достижение нулевых выбросов. И если предположить, что 70% мировой экономики перейдет на такие рельсы, то оставшиеся 30% будут попросту вынуждены последовать их примеру. Просто потому, что такой будет норма дня. 

Мне кажется, что гражданская активность и стремление к лидерству в этом контексте исключительно важно. Норвежский парламент — это достаточно могущественная в рамках Норвегии институция, но и он не в состоянии изменить ситуацию без поддержки широких слоев гражданского общества и крупных корпораций. Три звена — законодатель, гражданское общество и крупный бизнес — должны сотрудничать для достижения общей цели. Но мотором перемен должен стать бизнес: политики и граждане могут только указывать в этом желательном направлении, а бизнес, производители и работодатели посредством экономических стимулов и налоговых механизмов могут сделать это реальностью. 

Если крупные компании докажут, что нулевые выбросы возможны, то мы увидим, что общество и экономика начнут постепенно, как большой корабль, менять курс и двигаться в новом направлении.