В конце своей повести «Транспортировка господина Адольфа Г. в город Сан-Кристобаль», написанной в 1981 году, писатель и критик Джордж Стейнер просит своих читателей представить себе невообразимое: на дворе 1980 год, агенты Моссада только что схватили в латиноамериканских джунглях Адольфа Гитлера. В представленной в повести альтернативной реальности бывший диктатор бежит из Германии после 1945 года и скрывается за Атлантическим океаном. Попав в плен к отряду охотников за нацистами, 91-летний Гитлер произносит оправдательную речь, размышляя о будущем человечества. «В мире, где пытали политических заключенных и уничтожали все живое, — восклицает он, — считалось, что „выходцы из ада“ вымерли навсегда». Но однажды они вернутся, и их «преступления смогут сравниться с преступлениями прошлого, а может и превзойти их».
Трудно не заметить современный резонанс в высказываниях Стайнера. Спустя четыре десятилетия после публикации его повести крайне правые снова набирают популярность. Хотя эта тенденция явно носит глобальный характер и простирается от Нью-Дели до Вашингтона, один континент сделал особенно впечатляющий разворот в крайне правую сторону — Европа.
В авангарде этого процесса находятся Венгрия и Польша, которые уже несколько лет находятся под властью крайне правых. Правые также заняли руководящие посты в Италии и Финляндии, а в Бельгии, Франции и Швеции они приближаются к власти. Премьер-министр Италии Джорджия Мелони — член партии «Братья Италии», прямо восходящей к фашистам Муссолини. Она — ведущая фигура в этом националистическом интернационале наряду с другими видными крайне правыми лидерами, такими как Виктор Орбан, Матеуш Моравецкий и Марин Ле Пен.
Крайне правая волна в Европе назревала уже давно; первые прорывы пришлись на 1980-е и 1990-е годы, а уже в 2000-е годы этот процесс устойчиво набирал обороты, не в последнюю очередь в Австрии, где крайне правые тогда вошли в правительство. Но после пандемии коронавируса и войны в Украине произошел важный сдвиг. Крайне правые партии Европы теперь представляют собой не просто соперников на выборах или конкурентов в борьбе за общественное мнение, а вполне реальные, обычные правительственные силы. Если раньше они долгое время были оппозиционной силой, то теперь они уверенно продвигаются в коридоры власти.
Чем объясняются такие тревожные перемены? После победы на выборах Дональда Трампа и Брекзита в 2016 году, за которыми последовал электоральный прорыв Марин Ле Пен во Франции и партии Alternative für Deutschland в Германии, многие пытались объяснить подъем крайне правых через концепцию популизма. Однако в этом объяснении таилось больше подводных камней, чем открытий. Прежде всего, оно подразумевало, что крайне правые лидеры это подлинные представители забытого народа, хотя эти политики нередко сами имели элитное прошлое. Кроме того, похоже, в этой парадигме в подъеме правых сил были виноваты иррациональные избиратели, и совсем не учитывались те, кто находился у власти на континенте в последние 30 лет.
После подписания Маастрихтского договора в 1991 году, который ограничил государственные расходы и дефляцию, политики в Европе стали больше подвержены влиянию интересов бизнеса, чем потребностей обычных людей. Этот сдвиг, названный политологом Питером Мэром «уходом элиты», означает, что политики стараются не обещать слишком много избирателям и не вмешиваются в политику, благоприятную для бизнеса.
Чтобы сохранить свою власть, политикам нужна была новая стратегия. Используя крайне правых как угрозу, они объявили себя меньшим из зол. Это позволило им спокойно оставаться у власти, даже несмотря на то, что политические симпатии избирателей, особенно в отношении иммиграции и социального обеспечения, сместились вправо.
Стратегия основных партий, использующих крайне правых как угрозу для сохранения власти, действительно работала почти тридцать лет без серьезного сопротивления. С упадком сильных левых партий и профсоюзов не осталось значительных сил, которые могли бы бросить вызов европейским правительствам или сбалансировать их. Самодовольство лидеров европейских стран привело к росту неравенства, экономическим проблемам и ослаблению госуправления. В этой ситуации крайне правые успешно представили себя как единственную реальную альтернативу существующей системе, завоевав поддержку и со временем став более влиятельными.
Сдвиг Европы в сторону крайне правой политики часто сравнивают с 1930-ми годами, пиком активности экстремистских сил. Однако это сравнение не всегда релевантно. В 1930-е годы такие лидеры, как Гитлер и Муссолини, пришли к власти в период острой социальной конфронтации, когда рабочие движения пытались спровоцировать революции. Сегодняшняя Европа другая: в ней больше нет мощного рабочего класса, стремящегося к переменам; пролетариат был ослаблен потерей рабочих мест в промышленности и нестабильными рынками труда.
Нынешнее крайне правое движение в Европе отличается от 1930-х годов еще и тем, что теперь крайне правые набирают силу не за счет уличного насилия, а, наоборот, за счет демобилизации, снижения участия граждан в политике. Например, партия госпожи Мелони в Италии получила большинство голосов на выборах, в которых не принимали участие почти 40% итальянцев — и эта явка еще на 10% ниже, чем на предыдущих выборах. Во Франции Национальное объединение госпожи Ле Пен уже давно получает наибольшую поддержку в тех регионах, где многие избиратели остаются дома. В Польше, где у власти находится партия «Право и справедливость», менее 1% граждан являются членами какой-либо политической партии.
Есть и еще одно важное отличие. Гитлер и Муссолини обещали элитам своих стран нечто подобное колониальным империям, которые были у их французских и британских конкурентов. Сегодняшние крайне правые группы думают иначе. Вместо того, чтобы расширяться вовне, они, наоборот, хотят оградить Европу от остального мира. Похоже, они признают, что Европа не будет играть ведущую роль в XXI веке; их главная цель — защитить его от чужаков. В романе Жана Распая «Лагерь святош» 1973 года, популярном среди нынешних крайне правых, цель «спасителей» Европы — не завоевать другие регионы, например, Африку, а удержать ее жителей южнее Средиземного моря.
Современные крайне правые имеют ограниченные цели на международном уровне, особенно в отношении Евросоюза. В прошлом они резко критиковали ЕС, а некоторые даже хотели выйти из него. Теперь они не столь радикально настроены. Они по-прежнему не согласны с иммиграционным законодательством, но мало говорят о том, что их страны зависят от денег ЕС. Сам ЕС становится все более геополитически зависимым от США и проигрывает промышленную конкуренцию Китаю. В отличие от Гитлера, который пытался разрушить англо-американский порядок и претендовал на мировое господство, сегодняшние крайне правые лидеры, похоже, готовы довольствоваться более скромной ролью. Они не пытаются вернуть утраченную власть, а скорее приспосабливаются к текущему положению.
Усиление ультраправых в Европе не подчиняется естественным законам. В Испании, например, крайне правая партия Vox потеряла избирателей на недавних выборах, отчасти потому, что левое правительство успешно сдерживало инфляцию на низком уровне. Однако Vox по-прежнему влиял на политику в Испании, смещая политический центр страны вправо. Несмотря на серьезные проблемы и в том числе засуху, от которой пострадали фермеры, изменение климата не было главной темой во время избирательной кампании. В других странах, особенно в Нидерландах, популярность крайне правых серьезно подорвала усилия по смягчению ущерба от изменения климата.
Как предсказывал Гитлер из повести Cтайнера, в мир, где уничтожают все живое, похоже, вернулись «выходцы из ада». Однако они явились совсем не в том облике, которого мы ожидали, поэтому представляют совершенно новые опасности.
