Поездка в Страсбург на Всемирный форум за демократию в ноябре прошлого года прошла для Лены Немировской, ветерана советского диссидентского движения и выдающегося деятеля российского гражданского общества, негладко. Тепло принятая старыми друзьями и коллегами в Совете Европы, она в то же время была встречена гневными протестами украинских участников, которые были возмущены самим фактом присутствия россиян на форуме. Им было все равно, кто эти россияне и за что они ратуют. Не помогло и то, что, выступая с трибуны, Немировская извинилась перед ними за агрессию Путина против их страны.
В России организация Немировской признана «иностранным агентом», а ей самой может грозить уголовное преследование. По этой причине Немировская и ее муж Юрий Сенокосов несколько лет назад стали политэмигрантами — несмотря на то, что им обоим на тот момент уже исполнилось восемьдесят. Теперь они живут в Риге.
Панельная дискуссия, в которой пригласили поучаствовать Немировскую, называлась «Упущенная возможность демократии в России». Само понятие «упущенной возможности» указывает на некоторое пренебрежение по отношению к предоставленному шансу и недостаточные усилия. Это, безусловно, относится к целому поколению российских политиков и общественных деятелей. Но не к Немировской и Сенокосову. Они приложили больше усилий, чем кто бы то ни было, и действительно сделали все, что могли.
Все началось более 30 лет назад. Примерно через три недели после августовских событий 1991 года в квартире Немировской и Сенокосова раздался звонок. — Супругов предупредили о скором визите особого гостя. Вскоре на пороге их квартиры на Кутузовском проспекте в центре Москвы (которая на протяжении многих лет была главным в Москве интеллектуальным салоном) появилась генеральный секретарь Совета Европы Катрин Лалюмьер в сопровождении свиты помощников и телохранителей. Французский профессор из окружения Лалюмьер предложил ей навестить известную пару сразу после официальных встреч с Горбачевым и Ельциным. Разговорв основном вращался вокруг стремительных изменений, происходивших вокруг: СССР вот-вот должен был рухнуть. В конце разговора Немировская и Сенокосов вручили гостье лист бумаги. В нем был изложен план создания школы, которая могла бы стать ядром гражданского общества в стране, постепенно выходящей из тоталитарной тюрьмы.
Десять месяцев спустя, уже после распада СССР, Лалюмьер пригласила Немировскую и Сенокосова в Страсбург. После короткой и довольно общей беседы она отвела их в соседнюю комнату, где пребывал в ожидании посол России во Франции. Там она объявила, что Совет Европы готов создать в Москве Школу под руководством Немировской и Сенокосова. Впоследствии эта инициатива выросла в сеть школ, созданных в разных странах под эгидой Совета Европы по образу и подобию московской.
Школа — странный зверь. На практике она представляет собой бесконечную серию семинаров, участники которых не получают оценки, не пишут диссертации, и не могут выбирать себе какую-либо специализацию. Школа не готовит специалистов в какой-либо области. Все эти годы ее целью было воспитание сознательных и активных граждан для новоиспеченной российской демократии.
С учетом того, что произошло в России за последние пару десятилетий, легко было бы цинично резюмировать, что эта попытка увенчалась феерическим провалом. Но тот факт, что Школа стала первой организацией гражданского общества в путинской России, подвергшейся репрессиям, говорит об обратном. Сообщество Школы насчитывает 30 тысяч выпускников, которые продолжают общаться друг с другом, формируя, возможно, крупнейшую интеллектуальную сеть в России и на постсоветском пространстве. Продолжая работу в изгнании, Школа остается бьющимся сердцем российского гражданского общества и теплицей для будущей постпутинской России.
Пытаясь объяснить миссию Школы, Немировская прибегает к вопросам, а не к ответам. Как жить с другими и их непохожестью? В чем мое личное достоинство и где его границы, которые нельзя переходить? Привить российскому обществу концепцию беспроигрышной игры, а не игры с нулевой суммой — вот, по ее словам, одна из центральных идей Школы, особенно сейчас, во время войны. Как философы, Немировская и Сенокосов всегда стремились быть выше политики.
Школа также высоко ценит способности критического мышления, важного для всех, но особенно — для выходцев из посттоталитарных обществ. По словам Немировской, критическое мышление изначально присутствует в сознании каждого человека, но лишь меньшинство людей имеет достаточно смелости им воспользоваться. Она приводит в пример лауреата Нобелевской премии Андрея Сахарова: «Он занимался разработкой ядерного оружия, но потом понял, что это каким-то образом изменит саму природу вещей, и вместо этого начал служить обществу».
В нынешнюю квартиру Немировской и Сенокосова в Риге переехала большая часть мебели и огромные стеллажи книг. Московскую квартиру пришлось продать, чтобы позволить себе жить за границей. Она досталась Немировской от отца, советского чиновника, который в 1941 году организовывал оборону Москвы от нацистов, а во время послевоенной волны репрессий против евреев попал в ГУЛАГ. Несмотря на то, что ему удалось остаться в живых, детство Лены было тяжелым. Будучи женой «врага народа», ее мать была лишена возможности устроиться на любую приличную работу, поэтому им приходилось обивать пороги бараков в подмосковном поселке, пытаясь продать страховые полисы пролетариям, среди которых часто попадались пьяные и агрессивные люди.
Сенокосов был деревенским мальчиком. Он вырос в восточном Казахстане, куда его семья бежала от коллективизации, когда ему был год. В детстве он был свидетелем прибытия депортированных чеченцев, рос среди немецких и японских военнопленных. Будучи подростком, он однажды запрыгнул на крышу проходящего поезда и проехал так тысячи километров в поисках новой жизни в Москве.
Юность будущих супругов пришлась на хрущевскую оттепель, которая взрастила относительно свободолюбивое поколение интеллигенции, так называемых «шестидесятников». Жизнь направила Немировскую и Сенокосова по довольно причудливым траекториям, прежде чем они стали философами и встретили друг друга.
В 1950-е годы Немировская была неофициально лишена возможности поступать в различные учебные заведения из-за еврейского происхождения, так что в итоге стала изучать совсем не то, что хотела — архитектуру. Сенокосов сменил множество рабочих профессий, учился в цирковом училище и гастролировал по стране как артист танцевальной труппы. И в философию, и в диссидентское движение, по словам Немировской, они попали естественным образом — их привела туда внутренняя свобода.
Их познакомил общий друг, великий грузинский философ Мераб Мамардашвили. В кругу друзей Сенокосова увлекались запрещенной в то время христианской философией. При обыске в их квартире в 1980 году сотрудники КГБ нашли десятки запрещенных книг. Сенокосова несколько раз допрашивали в печально известной Лефортовской тюрьме; к счастью, ему удалось избежать тюремного заключения. «Через десять лет все эти книги будут изданы в СССР!» — безапелляционно заявил Сенокосов, когда его библиотеку конфисковывал КГБ. По иронии судьбы, его пророчество сбылось еще быстрее: один из соратников Горбачева поручил Сенокосову издать именно эти книги уже на закате советской истории
Немировской и Сенокосову было чуть за 50, когда они основали Школу. Для семинаров арендовали загородную гостиницу профсоюза учителей, недалеко от подмосковного Голицыно. Вскоре в этот унылый пригород потянулись мировые политические и интеллектуальные звезды.
Очарованные Леной и Юрой, политики Генри Киссинджер и Карл Бильдт, актер Рэйф Файнс, болгарский политический мыслитель Иван Крастев, польский кинорежиссер Кшиштоф Занусси, владелец Мишлен Франсуа Мишлен и многие другие превращались в давних друзей Школы и частых гостей семинаров.
Были и восходящие звезды. Молодая Энн Эпплбаум жила в московской квартире пары, когда писала свою основополагающий труд о ГУЛАГе. Новоизбранный британский парламентарий по имени Борис Джонсон однажды совершил дерзкую экспедицию на станцию Голицыно, чтобы купить там у торгующих бабушек банку соленых огурцов. Он тут же подарил ее другому, проевропейски настроенному члену британского парламента, чтобы продемонстрировать, каких разных размеров бывают реальные огурцы, не ограниченные якобы установленными в ЕС стандартами.
Совершенно особую роль в развитии школы сыграл Джордж Сорос, с которым Немировская подружилась еще в годы перестройки. Он пригласил ее на мероприятие, организованное им в Венгрии. Когда они возвращались с ужина в загородном ресторане, оказалось, что у Сороса закончились наличные. Немировской пришлось самой заплатить за такси. Она все еще была гражданкой СССР, которой на всю поездку разрешали обменять лишь сумму, эквивалентную 30 долларам США.
Но главным достоянием Школы были не спикеры, а ее слушатели. На семинары традиционно приезжали представители как власти, так и оппозиции. Среди них было множество ярких интеллектуалов из всех слоев общества и десятков регионов России. Многие приезжали (и продолжают приезжать) из соседних стран, в том числе из Украины.
За три десятилетия жизни многих выпускников Школы изменились. Бывший вице-спикер Госдумы Владимир Рыжков ушел в оппозицию. Либеральный депутат Ирина Яровая стала соавтором пресловутого закона об иностранных агентах, а Школа — одной из первых организаций в России, на которую действие этого закона распространилось.
Сотни, если не тысячи выпускников Школы оказались в изгнании после того, как Путин развязал агрессивную войну против Украины в 2014 году и особенно после начала полномасштабного вторжения в феврале 2022 года. Средний возраст слушателей, которые теперь приезжают на семинары в разные европейские столицы, существенно ниже, чем раньше. Среди них — бывшие сотрудники региональных штабов Алексея Навального, множество независимых журналистов, большинству из которых еще не исполнилось (или чуть больше) тридцати.
Жизненный опыт этих молодых людей порой разительно отличается от опыта Немировской, которая живо помнит годы сталинского террора и до сих пор боится людей в погонах даже на Западе. «Даже когда я делаю что-то очень смелое, мной в основном движет страх», — признается она.
Сравнивая два поколения, Немировская рассказывает, что круг ее друзей в послесталинском СССР составляли безупречно образованные и утонченные интеллектуалы: «Для них распад СССР казался невероятной удачей, которая впоследствии обернулось невероятной трагедией, потому что России не удалось стать европейской страной». Сегодняшние оппозиционеры, продолжает она, могут быть не такими литературно одаренными и творчески продуктивными, но в отличие от предшественников все они наделены острым чувством личной свободы и твердым пониманием прав человека. «Они не станут подстраиваться под режим ради призрачной надежды изменить его изнутри, как это сделали мы», — уверена Немировская.
Источник: норвежская газета Morgenbladet
