Так мы получаем формулу образцового правосудия, где в обратной зависимости находятся безопасность и суверенитеты государств-участников. Но в формуле есть важный коэффициент, и этот коэффициент — сам человек, точнее его способность к (само)разрушению и стремление к власти.
Ответ Фрейда последовал в сентябре того же года. В своем письме он предложил решение, которое является только «формулой опосредованного пути борьбы с войнами» — противопоставить «все, что объединяет людей в существенных вещах, вызывает у них общность чувств, идентификации. На них во многом основывается строительство человеческого общества. Как долго придется ждать, чтобы все люди стали пацифистами? Ответ неизвестен, но, возможно, не так уж фантастичны наши предположения о том, что эти два фактора — предрасположенность человека к культуре и вполне обоснованный страх перед будущим, заполненным войнами, способны в обозримом будущем положить конец войне. К сожалению, мы не в состоянии угадать магистраль или даже тропу, ведущую к этой цели. Не умаляя точности суждения, можно лишь сказать, что все то, что в той или иной форме сделано для развития культуры, работает против войны.»
За этим разговором последовали 13 лет, в которые уместились Вторая мировая война и Холокост.
13 лет спустя, 21 ноября 1945 года, во второй день Международного военного трибунала над главными военными преступниками, более известного как Нюрнбергский трибунал, впервые в истории главные виновники в развязывании агрессивной войны предстали перед судом, чтобы ответить за преступления против мира и человечности.
Суд продлился 293 дня, а открыл его судья верховного суда США, генеральный прокурор Роберт Джексон словами: «Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как если они повторятся, она погибнет.»
Его речь продолжалась 3,5 часа и легла в основу курса международного права, а сам процесс положил начало международному уголовному праву.
Ханна Арендт, в попытке осмыслить произошедшее, писала об ужасе, который «преступал через все моральные категории и разрушал все нормы права» и преступлениях, которые «превышали возможности права».
Но есть ли у человека другой щит перед злом подобного масштаба, злом поражающим само мышление, есть ли вообще иное оружие кроме права и устремления к справедливости?
После Второй мировой войны попытка наций создать такие условия, при которых были бы невозможны ни агрессивная война, ни геноцид, привели к возникновению ООН и Пагуошского движения. Тем не менее геноцид повторился и продолжает повторяться: Камбоджа, Руанда, Сребреница, Дарфур, Восточный Тимор, Тибет, уйгуры — все эти трагедии не были ни предотвращены, ни остановлены.
24 февраля 2022 года на глазах всего мира Российская Федерация развязала агрессивную и ничем не спровоцированную войну против Украины. По мнению международного сообщества вопрос создания специального трибунала для России — только вопрос времени. Так, 19 января 2023 года Европарламент проголосовал за создание трибунала для высшего руководства РФ, а 17 марта 2023 года Международный уголовный суд в Гааге выдал ордер на арест Владимира Путина и уполномоченной по правам ребенка Марии Львовой-Беловой по обвинению в незаконной депортации детей из Украины в Россию, что само по себе считается геноцидной практикой.
Украина и международное сообщество единодушны в том, что необходимо привлечь руководство России к ответственности не только за преступление агрессии, проложившее дорогу последующим военным преступлениям и преступлениям против человечности, но и осудить политику России, предоставляющую идеологическое обоснование агрессии. Так Дайнюс Жалимас, Председатель конституционного суда Литвы (2014−2021), декан юридического факультета Университета Витаутаса Великого, глава международного Центра права и демократии Justice Hub, последовательно подчеркивает важность осуждения самой идеологии, сделавшей эти преступления возможными.
Гражданское общество и российские антивоенные активисты, также выступают за создание международного трибунала для расследования преступления агрессии против Украины.
Группа российских юристов-международников выступила с открытым письмом, чтобы поддержать инициативу Украины.
Глеб Богуш, юрист, специалист по международному уголовному праву, и Сергей Голубок, адвокат, допущенный к практике в МУС, подчеркивают «моральную обязанность добиваться справедливости для жертв и привлекать виновных к ответственности с помощью международных механизмов». Они также пишут о важности такого трибунала не только для Украины и международного сообщества, но и для российского общества. «Подписавшие Брюссельскую декларацию утверждают, что преступления, совершенные руководством и военными России в прошлом, как внутри страны, так и за рубежом, остались безнаказанными, что увековечило цепь безнаказанности.»
Кроме международного консенсуса по созданию трибунала, другой ключевой проблемой остается скорость процессов. Отвечая на вопрос, почему создание специального трибунала занимает так много времени, Сергей Лагодинский, юрист, политик, депутат Европейского парламента, один из инициаторов Брюссельского диалога 2023, в рамках правозащитной конференции памяти адвоката Юрия Шмидта, проходившей в Берлине, рассказал, что одновременно происходит не только встраивание Украины в систему легальных процессов Евросоюза, но и развитие европейских правовых рамок.
На сегодняшний день уже созданы и работают Объединенная база международных преступлений в цифровом пространства — для получения системной картины и для доказательства геноцида, Register damage — регистр ущерба, нанесенного Россией, Eurojust — Агентство Европейского союза по сотрудничеству в области уголовного правосудия, а также в Гааге учрежден Международный центр по привлечению к ответственности за преступления против Украины.
Вероятно, Трибунал по РФ станет новой вехой в развитии международного права, потому что впервые к преступлению агрессии, военным преступлениям, преступлениям против человечности, будет добавлено и обвинение в экоциде.
Грета Тунберг, которая вошла в рабочую группу по оценке экологического ущерба, нанесенного войной и созданию механизмов привлечения России к ответственности и принятие мер по восстановлению, считает, что «мировая реакция на этот экоцид не была достаточной».
Генеральный прокурор Украины Андрей Костин в своем твиттере заявил, что окружающая среда была «молчаливой жертвой» войны, хотя не должна быть таковой. По его словам, около 30% территории Украины было «загрязнено» взрывчаткой, более 2,4 млн. га — почти 6 млн. акров — лесов были повреждены.
Правда, для того чтобы Международный уголовный суд мог привлекать к ответственности за преступления, связанные с экоцидом, странам все еще необходимо принять и ратифицировать поправку к уставу суда. А чтобы добиться этого, могут потребоваться годы дебатов и обсуждений. Что возвращает нас к вопросу о времени на полное восстановление справедливости.
Алекс Вайтинг, руководитель отдела расследований специальной прокуратуры Косово, координатор расследований в Международном уголовном суде, приглашенный профессор Гарвардского университета, прокурор Международного трибунала по бывшей Югославии, настаивает на важности понимания роли времени в расследовании и преследовании военных преступлений.
В своей работе «In International Criminal Prosecutions, Justice Delayed Can Be Justice Delivered» (50 Harv. Int’l L. J. 323, 2009) он приводит в пример дела о военных преступлениях, которые идут рука об руку со значительными социальными потрясениями, что в краткосрочной перспективе само по себе может препятствовать получению доказательств.
«Часто — пишет он — истинная картина преступлений становится известна лишь по прошествии времени и в отдалении от конфликта. Таким образом, при формировании ожиданий в отношении будущих трибуналов по военным преступлениям международное сообщество должно уравновесить стремление к целесообразности с необходимыми процессами, которые могут привести к задержке. […] Наконец, признание того, что в делах о военных преступлениях часто требуется время, позволяет взглянуть на взаимосвязь между международным уголовным правосудием и примирением с другой стороны, которое, в свою очередь, способствует долгосрочной стабильности и миру.
Разумеется, что при преследовании военных преступлений желательно быстрое и эффективное правосудие, особенно в той мере, в какой преследование за военные преступления способствует сдерживанию или остановке преступления. Наконец, промедление чревато тем, что международное сообщество может потерять интерес и переключиться на другие кризисы. Однако, несмотря на важность признания ценности быстрого правосудия, можно и преувеличить его значение.
Так, сдерживающим механизмом на будущее, скорее всего, станут новые нормы и институты, на формирование которых требуется время. Однако рано или поздно постконфликтные общества станут более восприимчивыми к требованиям международного сообщества, особенно если давление на них будет постоянным.
Также после массовых злодеяний общество неминуемо должно пройти период восстановления и стабилизации, в течение которого сотрудничество с органами уголовного преследования за военные преступления может быть ограничено. Хотя международное давление может сыграть важную роль в этом процессе внутренней трансформации, в краткосрочной перспективе авторитарные правительства часто будут невосприимчивы к такому давлению. В то же время было бы ошибкой делать из этих примеров вывод о том, что международное уголовное правосудие недостижимо или должно осуществляться только после окончания конфликта. В условиях высокой поляризации потенциальным свидетелям-инсайдерам часто требуется время для того, чтобы отстраниться от идеологии преступной группы. Хотя массовые злодеяния могут быть вызваны различными мотивами, такими как идеология или алчность, им, как правило, предшествует ряд шагов со стороны общества: серьезная и нарастающая дестабилизация государства; усиление авторитарного правления; усиление поляризации групп внутри государства; рост напряженности, незащищенности и страха; пропаганда, усиливающая страх и ненависть; наличие идеологии или убеждений, узаконивающих злодеяния; постоянная и прогрессирующая легитимация насилия в отношении групп жертв; отсутствие санкций против насилия".
Примеры, которые приводит Алекс Вайтинг, показывают, что время может не только угрожать забвением, но и наоборот быть на стороне справедливости. В праве нет усталости и нет отчаяния, но есть работа.
Потребуется время для расследования преступлений, время, чтобы свидетели преступлений почувствовали себя в безопасности. Время для международной системы безопасности перейти в новое качество, чтобы катастрофа никогда не повторилась в будущем. И время, чтобы российское общество нашло в себе ресурсы не только осознать свою неумолимую сопричастность с произошедшей катастрофой, а значит и ответственность за нее, но и запустить процессы переходного правосудия, без которых никакая «Россия будущего» невозможна.
Ойген Когон, немецкий публицист и социолог, писал в 1947 году: «Миллионы и миллионы в этой стране руин и […] страдания пытаются понять смысл происходящего. Но большая часть нации ничего не хочет знать об истинной взаимосвязи и глубоком смысле событий».
Нужно время и огромная неустанная работа, чтобы осознать то, что американский историк Марси Шор называет «ответственностью за пределами вины и невинности». Потому что только в осознании человеком и обществом своей ответственности лежит путь, позволяющий уйти от культуры войны к культуре мира. Только в просвещенном обществе война становится невозможной.