Современное объединение людей благодаря развивающимся технологиям в масштабах ранее невиданных в истории человечества не означает, что цель глобализации достигнута. Более того, мир незавершенной глобальности в наши дни даже опаснее, чем во время холодной войны, принимая во внимание, помимо уже существующих угроз, отказ государств от международных обязательств и норм международного права. Например, об изменении границ государства без его согласия или решения Совета безопасности ООН. Можно ли в этих условиях традиционно полагаться на научное мировоззрение?
Кантовская критика чистого разума показывает, что средства научного познания не достаточны для того, чтобы воспроизвести в необходимой для всех форме картину мира. Несмотря на все достижения, наука не в состоянии дать нам мировоззрение, отвечающее современным потребностям.
Мир, в котором будут жить наши дети и внуки, начинается сегодня, — говорится в докладе Международного дискуссионного клуба «Валдай» (октябрь 2018). Называется он «Жизнь в осыпающемся мире». При этом осыпается, по словам его авторов, «нематериальная составляющая международных отношений». А именно — такие понятия, как сила, мораль, справедливость, потому что проблемы стали глобальными, а ответы на них остаются национальными. И в этом новом мире утвердить даже претензию на общее для всех понимание станет окончательно невозможно. Этичность, утверждают авторы, перестает быть критерием политического решения. Поэтому под угрозой международные институты — вершина политической истории человечества, покоренная в ХХ веке. Прежде всего, это относится к Организации Объединенных Наций как универсальной площадке принятия важнейших решений. Продолжающийся паралич Совета Безопасности по вопросам, которые затрагивают интересы его постоянных членов, фактически превращает сегодня ООН в сооружение, утратившее эффективность управления.
Какое отношение это имеет к мировоззрению? Самое непосредственное. Процитирую вводную часть Устава ООН, который был подписан 26 июня 1945 года в г. Сан-Франциско на заключительном заседании Конференции ООН и вступил в силу 24 октября того же года.
«Мы народы объединенных наций, преисполненные решимости избавить грядущие поколения от бедствий войны, дважды в нашей жизни принесшей человечеству невыразимое горе, и вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций и создать условия, при которых могут соблюдаться справедливость и уважение к обязательствам, вытекающим из договоров и других источников международного права, и содействовать социальному прогрессу и улучшению условий жизни при большей свободе, и в этих целях проявлять терпимость и жить вместе, в мире друг с другом, как добрые соседи, и объединить наши силы для поддержания международного мира и безопасности, и обеспечить принятием принципов и установлением методов, чтобы вооруженные силы применялись не иначе, как в общих интересах, и использовать международный аппарат для содействия экономическому и социальному прогрессу всех народов, решили объединить наши усилия для достижения этих целей».
За прошедшие десятилетия после создания ООН и провозглашения ее уставных целей появились тысячи как межправительственных (межгосударственных), так и неправительственных международных организаций. При этом последние начали появляться еще в первой половине XIX века. Всего к 1905 году в мире насчитывалось 134 международных неправительственных организации, в 1958 г. — около 1000, а к концу 1980-х — их было уже более 4000. Назову самые известные: Римский клуб (аналитический центр), Экуменический совет церквей, Пагоушское движение, Международная амнистия (Amnesty International). Неправительственные организации стремятся не к власти, а к оказанию влияния на общественное мнение. Основной катализатор их появления — Организация Объединенных Наций.
Вспомним в этой связи известное выражение: «Центр нигде, периферия везде» и, отвлекаясь от истории его происхождения, зададим вопрос: почему ООН утратила эффективность управления? Потому что отсутствует Центр? Люди забыли о «бедствиях войны» и центр должен быть «везде, а периферия нигде»? Подобно существовавшему принципу демократического централизма — организации государственного устройства в СССР?
Каков смысл этого выражения? Что, у такой организации как ООН вообще не должно быть центра?
«Большое число развивающихся стран с переходной экономикой — цитата из доклада 1999 года о «Программе развития ООН» — взяли курс на осуществление той или иной формы децентрализационных программ. Эта тенденция связана с растущим интересом к роли гражданского общества и частного сектора как партнеров для правительств, находящихся в поиске новых путей обслуживания граждан. Децентрализация руководства и укрепление локальных и местных способностей к руководству, это также часть более широких современных социальных тенденций»*.
По сути, речь в цитируемом докладе идет о европейской идее субсидиарности, тождественной идее децентрализации. Однако доверие к политическому принципу субсидиарного руководства делами Евросоюза, введенного Маастрихтским договором 1992 года, в последние годы упало. Все мы знаем и видим, что можно успешно заимствовать практически любые технологии. А как заимствовать и адаптировать социальные условия и современную интеллектуальную инфраструктуру их существования? То есть субсидиарную модель демократии.
По словам европейских экспертов, принцип субсидиарности не является двигателем процессов интеграции или дезинтеграции. Скорее, это только инструмент, который может быть использован для достижения обеих целей. И его роль в будущей Европе зависит во многом от уровня интеграции (лат. integratio — восстановление, восполнение). То есть от характера объединения; интеграция может осуществляться только на основе взаимной выгоды, сходства социально-экономического строя, ценностей, а также гражданского образования и просвещения.
Выстраивая современную стратегию преодоления существующего кризиса, Евросоюз опирается сегодня, в том числе, и на разработанную экспертами Совета Европы программу гражданского просвещения и образования, которая включает наряду с рекомендациями и соответствующими пособиями о демократической гражданственности модель компетенций для культуры демократии и преподавание спорных вопросов. И наша Школа тоже в этом участвует.
Центр и периферия
В одной из статей, размещенных на платформе «Живого журнала», посвященной фразе Паскаля «Природа — это бесконечная сфера, центр которой везде, а окружность нигде», автор замечает: «В подлиннике рукописи видно, что Паскаль начал писать слово »effroyable» (устрашающая) <…> но затем, справившись с собой, все-таки изменил эпитет на »бесконечная»». И далее: «Возможно, нет лучшего способа определить, какого мировоззрения придерживается человек, чем прислушаться к тому, с какой интонацией он прочитает вслух эту фразу». Прислушаемся и мы, учитывая, что наука стремится избавиться в поисках решения поставленной задачи от «я» и описать мир таким, каков он есть, независимо от нашего восприятия. Замена в приведенном примере одного слова другим понятна. Как математик, физик и философ, Паскаль был, несомненно, сторонником скорее философского мировоззрения, о котором можно сказать, что в нем символически объединяются научно-теоретический и духовно-практический способы человеческой жизнедеятельности. То есть,философия является для мировоззрения своего рода теоретической основой подобно математике для физики.
Я привел этот пример, чтобы вернуться к метафоре центра. В XX веке Пьер Тейяр де Шарден и Владимир Вернадский назвали ноосферой особое состояние биосферы, поскольку ключевая роль в ней принадлежит человеческому разуму, который с помощью Интернета фактически завершает создание искусственной, «второй природы». И ноосфера тоже может показаться сегодня не менее устрашающей, чем природа для Паскаля, если забыть о кантовском методе трансцендентальной философии.
В отличие от трансцендентности (запредельности) трансцендентальность имеет прямое отношение к познанию и к условиям нашего опыта. Трансцендентальное — это призма, посредством которой мы смотрим на мир, говорил Бертран Рассел. Оно имманентно человеческому сознанию и, хотя находится у нас «в голове», не подлежит наблюдению. Например, такие формы чувственности, как «пространство» и «время», характеризующие не столько окружающий мир, сколько нашу способность его воспринимать. А затем с помощью рассудка познавать. И к ним можно отнести, на мой взгляд, понятие центра, который нигде (и везде).
Был ли когда-либо и где-нибудь центр, вокруг которого можно было бы собрать всех живущих на планете Земля людей и этим управлять? Увы, этот центр находится там, где совершается то, что можно назвать самоподдержанием разума. Это не задача, которую можно решить раз и навсегда.
Сознание человеческое живет в напряженном поле, очерченном предельными границами смыслов, повторял часто М. Мамардашвили, и ясность в нем возможна только тогда, когда мы владеем языком этих смыслов, то есть понимаем их отвлеченность, их граничную символическую природу. «Человек», «смерть», «смысл жизни», «свобода». Это вещи, производящие сами себя.
В эпоху «осевого времени» завершается процесс эволюции Homo sapiens и начинается история борьбы человека с инстинктами и преодоление своей животной природы. Наряду с мифологией и религией философия в истории человечества является самой сложной формой мировоззрения, отличающейся рациональностью, системностью и теоретической оформленностью. В философском мировоззрении сходятся все смыслы и преодолеваются любые тупики. Если не забывать, что мир, с которым имеет дело философ, это не мир сам по себе, а общественная среда жизни, в которую он стремится, раздвигая рамки профессий, внести большую разумность.
___________________________________________________________________
