«Мы не против, мы за»: что происходит в Хабаровске

Константин Бубон, адвокат: Я еще в декабре 2019 года, писал, что жду от 2020 года политизации общественной жизни города Хабаровска. Другое дело, я не ожидал, что эта политизация будет такой масштабной. Масштаб привел меня в глубочайшее изумление.

Евгений Мотлохов, журналист: В 2018 году никто не предполагал, что на губернаторских выборах может победить кто-то кроме провластного кандидата [главы края в 2009-2018 годах, единоросса Вячеслава] Шпорта. Утром после первого тура, который Фургал выиграл с опережением в 0,2%, все в крае испытали шок. Две недели между турами была атмосфера, похожая на сегодняшнюю: люди — даже те, кто никогда не ходил на выборы — слали друг другу сообщения в вотсапе о том, что будет второй тур, что есть шанс реально повлиять на ситуацию. Фургал в итоге выиграл выборы с результатом 69,6% — и это по всему краю, а в Хабаровске у него было под 80%. То есть 4 из 5 пришедших на выборы проголосовали за него. Сейчас тоже никто не ожидал, что губернатора схватят по дороге на работу и отправят в Москву на суд. Каждое последующее событие не успокаивает людей, а только подливает масла в огонь. Протест не утихает, его ядро растет, а количество выходящих на уличных акции каждую субботу увеличивается кратно.

Евгения Разлатая, общественный деятель: После ареста Фургала было практически две недели тотального молчания всех, кто представляет интересы граждан. Практически единственной реакцией было выступление председателя Законодательной думы края [Ирины Зикуновой], но и после него мы не увидели большого количества [публичных высказываний в поддержку Фургала]. Только единицы позволили себе высказаться. В итоге край оказался в кризисе доверия к власти и доверия к СМИ, которые также сразу же замолчали, после того как это шоковое событие произошло. Да, конечно, логично было бы если бы у протеста были лидеры, но люди боятся [взять на себя лидерство]. Лидер — это тот человек, который может почувствовать на себе все прелести репрессивной машины, которая уже проявляет себя точечными ударами по протестующим в нашем городе. При этом такого единения общества я не видела уже давно. Абсолютно разные люди выходят в едином порыве — внутри это ощущается как праздник, день города. Люди на площади испытывают гордость, достоинство, самоуважение и каждый считает себя лидером. 

Константин Бубон, адвокат: Я бы это явление связал с особенностями хабаровского протеста: люди выходят на площадь не как представители аккаунтов в Facebook, а как самостоятельные личности. Если бы туда пошли аккаунты в Facebook, они бы могли вести себя, как некоторые участники Black lives matter в Америке. Но если я знаю, что туда пошел мой родной брат с ребенком, то я, придя туда, буду вести себя определенным образом. Людей на улицы выводят не социальные сети, по крайней мере по большей части, их выводят личные связи и личная репутация других участников протестов. 

Евгения Разлатая, общественный деятель: Мирный протест — принципиальная позиция хабаровчан. Потому что люди выходят с лозунгами «мы заставим себя уважать», а чтобы людей уважали, нужно вести себя так, чтобы не давать никакого повода этого не делать. И раз мы говорим о совести, достоинстве — то это правило, которого придерживаются все. С провокаторами протестующие сами работают, когда видят, что кто-то начинает себя вести ненормально. Глеб Павловский назвал происходящее в Хабаровске «мятежом нормальности» — мы хотим нормальных взаимоотношений власти и общества. 

Марина Ильющенко, предприниматель: Я была на нескольких митингах, здесь нет такого, чтоб собрались группкой учителя, группкой предприниматели… Выходят все — выразить солидарность. Я, например, за Фургала не голосовала — из-за партийной принадлежности. Но я за него выходила — потому что нельзя вот так хватать, основываясь на показаниях людей, один из которых ослеп на один глаз, а второй засекречен. Для меня это было последней каплей. И у людей было то же самое: они вышли, потому что так нельзя. Когда [ведущий федерального канала «Россия» Владимир] Соловьев называл протестующих хабаровчан «пьяной поганью», людей еще больше это возмутило. Уверена, что люди будут точно так же приходить и вряд ли будут делиться на сообщества: мы не толпа, мы люди, у которых есть конкретные требования и позиция. 

Софья Епифанова, депутат Законодательной думы края: В Хабаровском крае ограничительные меры [в связи с коронавирусом] продлены до 9 августа, так что экономическую ситуацию сбрасывать со счетов нельзя. Поэтому очень много предпринимателей идут в колоннах. Я бы назвала это еще таким шествием отчаяния, потому что бизнесменам сейчас приходится совсем несладко. Они идут [на акции] — в том числе от невозможности сделать что-то еще, кроме как заявить о том, что это все уже надоело.

Софья Епифанова, депутат Законодательной думы края: Не знаю, что нас спасает, может, географическая отдаленность. А может, действительно, интересно посмотреть что будет дальше, и на нас отрабатываются другие технологии взаимодействия с зарождающимся гражданским обществом, которое так цивилизованно заявляет о своем протесте.

Евгений Мотлохов, журналист: Во-первых, выходит очень много народу. Я слышал, что есть условная «норма»: чтобы задерживать участников акций, на каждого протестующего должно быть по четыре росгвардейца. Но если собрать всю Росгвардию со всей Сибири и Дальнего Востока, ее все равно не хватит, чтобы разогнать такое количество людей. Во-вторых, единично выхватывать самых активных уже начали: арестовали водителя «фургаломобиля», задержали парня, который на всех акциях ходил с мегафоном и был заводилой. К сожалению, сейчас в будние дни протест стал стихать, и на одной из последних акций колонну протестующих стал сопровождал автомобиль ДПС, который спецсигналами заглушал кричалки. Я думаю, у власти нет опыта подавления столь массового протеста, и на Хабаровске она пытается экспериментировать — методом проб и ошибок.

Константин Бубон, адвокат: Мне кажется, ситуация держится не столько на моральном выборе силовиков, сколько на политико-психологическом моменте: власть не готова к жесткому противостоянию со своей же собственной концепцией “народа”. А хабаровских протестующих власть воспринимает как настоящий “глубинный народ”. Наш врио [губернатора Михаил Дегтярев] заявил, что на площади был мужик с топором. У них архетипическое прет из подкорки: там мужик с топором стоит, ну какая против него может выйти Росгвардия?!

Софья Епифанова, депутат Законодательной думы края: Треть ипотек на Дальнем Востоке касается жилья, покупаемой в западной части россии. Отделяться от того, куда ты вкладываешь заработанные деньги, наверное, никто не захочет.

Евгения Разлатая, общественный деятель: Массовых сепаратистских настроений нет: все адекватно понимают, что это не очень удачный путь. Есть недовольство в распределении [ресурсов между центром и регионом], это одна из ключевых тем этих протестов в том числе, но сепаратистских настроений нет.

Александр Колбин, фотограф: На одной из акций я видел мужчину, который начал говорить про отделение, его сразу же завернули и сказали, что это провокатор. Не думаю, что он на самом деле был провокатором, но люди воспринимают такие разговоры как провокацию.

Софья Епифанова, депутат Законодательной думы края: У нас осенью выборы в нескольких районах, там все может пойти совсем не так как планировалось. Представляете: шахматная доска, на которой вся партия сметена, и тебе нужно заново расставлять все эти фигуры. Все не закончится выборами 2021 года.

Евгения Разлатая, общественный деятель: Диалог между властью и обществом без крайних мер был бы на сегодняшний день серьезной победой.

Константин Бубон, адвокат: Элита показала свою дисфункциональность и обнулилась. Есть сырая политическая энергия, есть требования людей. Но от этих людей мы не имеем морального права требовать, чтобы они были умнее, чем новый врио. Если мы требуем от людей на площади, чтобы они коллективно были умнее, чем вр.и.о. губернатора, то зачем нам тогда прислали этого вр.и.о.? Детальная проработка политических требований зависит от того, насколько наша краевая политическая элита на сегодняшний день созрела для разработки политической сырой руды. Если она не созрела, все будет очень грустно, пожелания людей останутся невостребованными и просто пропадут. Опасность не в том, что люди по площади ходят, а в том, что их политическая воля не найдет адекватного выражения.

Евгений Мотлохов, журналист: В сентябре будут выборы во многих регионах России. Очень интересными будут выборы губернатора Архангельской области, поскольку там очень сильны протестные настроения. В Хабаровске много обсуждают Шиес, массовый протест, который продолжался долго, но привел к результату. Хабаровск — пример российским провинциальным городам, что если вам что-то не нравится, вы можете прийти и заявить об этом публично, и если вас будет много — никто вас не разгонит. И из этого примера, думаю могут быть какие-то более глубокие последствия для российского режима.

Марина Ильющенко, предприниматель: Я вижу три варианта развития событий: либо протест погаснет [сам собой], либо будет инициатива от врио начать диалог (а не продолжать своими высказываниями как керосином тушить пожар), либо будет силовое решение. Какой из вариантов сработает, я не знаю, но будем надеяться, что все-таки мирный. В целом нужен диалог между обществом и властью. Власти пора задуматься о том, чтобы ослабить централизацию и выстраивать какие-то горизонтальные связи. Хотелось бы также, чтобы политические партии наконец занялись политикой и сделали какие-то выводы. Без политических партий мы не обойдемся, они нужны, но нужно чтобы они действительно занимались политикой с учетом мнения из регионов.

Александр Колбин, фотограф: [Хорошо, когда люди знают:] если что-то случилось, надо выйти на главную площадь. Обсудить [произошедшее] или хотя бы своим приходом показать, что тебя это волнует. Когда у большинства людей будет понимание, что если есть опасность, с ней нужно разбираться, а не подменять ощущением, что это не опасность, тогда процессы будут двигаться в нужном направлении.