Климат меняется быстрее, чем культура успевает адаптироваться

На заре экологического движения широко было распространено мнение, что только культурная трансформация, способная освободить людей от жажды индустриального развития, может спасти биосферу. Идея о том, что технологические решения могут заменить недостаток политической воли к переменам, считалась иллюзией, которая только поддерживала бы зависимость, усугубляя основную проблему. Однако потерянные годы, повышение температуры и научные достижения ставят под сомнение это ложное разделение.

Рудольф Баро, интеллектуальный вдохновитель партии «Зеленых» в Германии, сказал мне когда-то, еще в 1980-е, находясь на своей органической ферме в Нидерштадтфельде, что «только культурная революция, способная разрушить логику всей индустриальной системы», может преодолеть жадность антропоцена, наносящего ущерб планете. «Кризис — не в деревьях, а в нас самих, — утверждал он. — Экологический кризис лишь отражает внутренний кризис человека. Философ Мартин Хайдеггер говорил, что мы отчуждены от космоса, потому что забыли о самом Бытии».

Баро называл своей духовной наставницей христианскую мистическую писательницу XIII века Мехтильду Магдебургскую, которая считала, что «каждое существо — человек, животное, растение — есть „вспышка благодати“, а „вечный свет Бога“ не ограничивается только людьми, но „рассредоточен на листьях деревьев по всему миру“».

С тех пор бездушная потребительская цивилизация — через глобализацию — еще больше распространилась по планете, превзойдя те культурные альтернативы, которые Баро надеялся увидеть.

«Желай меньше, трать меньше»

В своем призыве «желай меньше, трать меньше» Вацлав Смил, чешско-канадский ученый и политический аналитик, вторит Баро, хотя и с гораздо меньшей верой в способность людей к системным изменениям.

«Любое стремление к долговечности или минимизации количества и размеров противоречит нашему социальному приоритету демонстрации себя в культурной иерархии», — рассуждал он в интервью Noema. Размышляя о расточительном цикле замены устаревших моделей телефонов, гаджетов или автомобилей на новейшие, он заметил: «Мы постоянно меняем моду и стиль, потому что именно так измеряем свою идентичность. Здесь мы сталкиваемся с природой человека, который склонен к накопительству и озабочен своим статусом».

Смил не смягчает свой суровый вердикт: «Человечество никогда не учится на своих ошибках. Никакие предписания тут не работают. Мы и так знаем, что именно нужно делать. Мы просто не делаем этого… Мне жаль это признавать, но я не вижу никакого глобального скоординированного действия — это подорвало бы сами корни современной экономической модели развития».

Проще говоря, чем банальнее устоявшиеся черты человеческой природы, тем сложнее их искоренить.

Фатальное отставание

Сейчас очевидно, что изменение климата ускоряется гораздо быстрее, чем возможные культурные трансформации, способные изменить ситуацию. Из-за этого фатального отставания нет иного выхода, кроме как надеяться, что технологии помогут заполнить этот разрыв, при условии, что их направление будет переосмыслено.

Баро, в отличие от многих других глубинных экологов — возможно, потому что он родом из коммунистической Восточной Германии — не призывал отказаться от технологий. «Проблема не в инструментах человека, а в утрате духовного центра», — говорил он. Вместо того, чтобы использовать науку «как страховку от природы», он «соглашался с Эйнштейном» в том, что «конечная цель науки — установить доверие к космическому порядку».

От деформации планеты к терраформации

Этот подход перекликается с тем, как мы в Noema сами стремимся обсуждать технологические вызовы в наших эссе и интервью. Как люди не находятся выше природы или отдельно от нее, так и технологии не существуют вне нас. Они не чужды человеческой природе. Напротив, именно технологии делают нас людьми. Человеческое становление через инструменты, которые мы изобретаем для выживания и процветания в окружающей среде — часть нашей эволюции. Антропогенез — это техногенез.

Таким образом, задача нашего эволюционного пути — согласовать антропотехногенез с «космическим порядком», а не отвергать технологии. Если технологическое развитие руками человека разумного деформировало планету так, что возник нынешний климатический кризис, то, возможно, технологии, проникнутые новой экологической логикой, помогут «терраформировать» планету в обратном направлении. Некоторые называют этот потенциальный исход «хорошим антропоценом».

Подобный сдвиг в техногенезе представляет собой аспект культурной трансформации — не как замена человеческому фактору, а как его важное дополнение.

Это контрастирует с антитехнологическим подходом глубинной экологии, который ведет в тупик стагнации, пока мир продолжает развиваться. Посетив «аркологическую» деревню Аркозанти, основанную Паоло Солери в 1970-х годах, можно заметить, как будущее, которое она когда-то предвосхитила, прошло мимо. Там до сих пор нет солнечных панелей, ветряных генераторов или даже окон с двойным остеклением. Больше не представляя собой утопический маяк, проект держится на продаже культовых чугунных колоколов туристам. Его бетонные конструкции, построенные в стиле метаболизма, к сожалению, разрушаются под палящим солнцем и порывистыми ветрами пустыни Аризоны, пока расползающаяся городская застройка Финикса подбирается все ближе.

Как уже неоднократно отмечалось, осознание изменения климата стало возможным благодаря вычислениям планетарного масштаба, которые расширяют наше понимание систем Земли. Технологии возобновляемой энергии — от солнечной до ветряной, литиевые батареи и электромобили — уже значительно, хотя и неравномерно, снизили зависимость от ископаемого топлива эпохи индустриализации. В недавнем эссе в Noema Стивен Роберт Миллер описывает широкий спектр геоинженерных инициатив, предназначенных для влияния на климат планеты, включая гигантские фильтры для захвата углерода, отражающие покрытия над Арктикой и охлаждающие химические вещества, вводимые в атмосферу. Он задает справедливый вопрос: не игра ли это с огнем вместо его тушения?

Ошибка акселерационистов

Все это не означает, что «спасение» придет в виде какой-то технологической панацеи. Искушение обожествлять технологии как единственное решение, как это склонны делать так называемые технологические акселерационисты, рискует повторить ошибку глубинных экологов, отвергающих их возможности.

«В сложных системах никогда не бывает одного решающего фактора, — говорит Вацлав Смил. — Нам нужно применять множество подходов». Речь идет о технологиях, международных договорах, стимулах к сокращению потребления и восстановлении природных систем — «вместо того чтобы полагаться на одно (и якобы идеальное) решение».

«Никогда не стоит класть все яйца в одну корзину, — предупреждает Смил. — Если вы решите одну проблему, это повлияет, скажем, на 6% или 7% того, что вредит биосфере. Нет ни одной области потребления энергии или экологической проблемы, где решение одной проблемы позволит устранить 40% выбросов. Необходимо много небольших решений, чтобы сократить выбросы на 3% в год здесь, на 6% — там и так далее. Чтобы собрать такой комплекс мер, требуется гораздо больше внимания, последовательности и гораздо более долгосрочная приверженность решению проблемы».

Смил настаивает на том, что любые усилия по исправлению деформации планеты с помощью технологий не могут быть эффективными, если они сосредоточены только на снижении выбросов или адаптации к последствиям повышения температуры.

Мы просто откладываем проблему, пока не занимаемся решением ее коренной причины — нашим чрезмерным потреблением, которое превращает каждое желание в необходимость, требующую больше энергии и нагревающей планету. В конечном итоге то, что мы не делаем, так же важно, как и то, что мы делаем.