Akhra Ajinjal, 2023

Война, развязанная Владимиром Путиным в Украине, постепенно приобрела глобальный характер. Вопреки утверждениям того же Путина, она не стала опосредованной войной между Соединенными Штатами или «коллективным Западом» против России. Вместо этого она превратилась в битву, в которой Россия и весь остальной мир восстают против Соединенных Штатов. Похоже, что война в Украине оказалась тем самым событием, которое делает крах Pax Americana очевидным для всех.

На пути к войне Россия умело использовала глубоко укоренившееся международное сопротивление, а в некоторых случаях и открытые вызовы продолжающемуся лидерству Америки в глобальных институтах. Причем Россия, стремящаяся выдавить американское влияние из Европы, и Китай в своих попытках сдержать военное и экономическое присутствие США в Азии, больше не были в этом одиноки.

Другие страны, которые традиционно считались «колеблющимися» — весь так называемый «остальной» мир — теперь тоже захотели оказывать большее влияние на глобальные дела. Они хотят самостоятельно решать, что в их интересах, а не соглашаться с тем, что им продиктуют. В общем, в 2023 году во всем мире все громче звучит решительное «нет» господству США и заметен явный запрос на мироустройство без гегемона.

В этом контексте следующая итерация глобальной системы безопасности, политической и экономической системы будет формироваться не только Соединенными Штатами. Уже сейчас реальность выглядит иначе. Это не будет «порядок» — само это понятие по своей сути апеллирует к той же иерархии — и, вполне возможно, даже не «беспорядок». Целый ряд стран выступают за создание новых договоренностей с учетом их собственных приоритетов. Нам, как трансатлантическому сообществу, возможно, потребуется разработать новую терминологию, а также адаптировать наши подходы к внешней политике, чтобы иметь дело с горизонтальными сетями пересекающихся, а иногда и конкурирующих между собой структур. Мы вступили в эпоху, которую Самир Саран, президент Observer Research Foundation (Индия), назвал эпохой «партнерств с ограниченной ответственностью». Регионализация безопасности, торговых и политических альянсов усложняет наши стратегии национальной безопасности и планирование политики, но может и приносить пользу, если мы сможем проявить гибкость и креативность, а не сопротивляться, когда дела идут не так, как нам хотелось бы. Как отметил британский эксперт по безопасности Нил Мелвин, нам нужно принять идею «минилатерализма».

Леннарт Мери, которого мы вспоминаем и чествуем на этой конференции, продемонстрировал свою гибкость и креативность в столь же разрушительный момент для человечества, но в другую эпоху — в конце Холодной войны. Можно сказать, что он предвосхитил то, через что мы проходим сейчас. В 1990-е Леннарт Мери продвигал идею о том, что быть европейцем или трансатлантистом не означает, что вы должны избавиться от своей самобытной эстонской идентичности или сбросить со счетов свой особый региональный контекст. Как опытный историк, он понимал этот контекст до самой глубины души. Президент Мери стремился разработать многочисленные региональные и глобальные перспективы для Эстонии. Он отдавал приоритет отношениям с непосредственными соседями и Европой, с США и с ООН. Отношения с США были для Мери особенно важными, потому что Вашингтон никогда не признавал советскую оккупацию стран Балтии после Второй мировой войны и способствовал освобождению Эстонии после 1991 года. Но Мери также твердо придерживался балтийского подхода в реализации эстонской внешней политики. Он никогда никоим образом не подчинял Эстонию большей державе. Президент Мери хорошо понимал, чего может достичь маленькая страна и почему. Очень точно эти особенности маленьком страны он выразил в своем известном высказывании: «По сравнению с Россией, Эстония — это инуитский каяк. Чтобы развернуться, супертанкеру потребуется 16 морских миль, а каяк может совершить поворот на 180 градусов в один момент».

Будь он здесь с нами сегодня, думаю, президент Мери признал бы, что война в Украине меняет мир и всю систему его устройства. Она обнажила все недостатки и линии разлома в международном порядке. Это не конфликт XXI века. Это ретроградная война, которая, как мы надеемся, станет последним спазмом европейских конвульсий, потрясших остальной мир в XX веке из-за прежнего меркантилистского господства Европы и ее имперских завоеваний. Путин и Москва борются в Украине за восстановление контроля над бывшей колониальной территорией, от которой сами отказались в конце ХХ века.

Путин считает, что Россия является не просто правопреемником, а «государством в континууме» Российской империи и Советского Союза. Именно в этом качестве мы все узнали Россию после распада СССР в декабре 1991 года. И этот факт многое объясняет в настоящем. Россия — последняя континентальная империя в Европе. Первая мировая война разрушила Османскую и Австро-Венгерскую империи вместе с немецким кайзером и русским царем. Большевики воссоздали Россию как Советский Союз и насильственно удерживали многие прилегающие территориальные владения. Вторая мировая война ознаменовала конец европейского колониализма и ускорила распад Британской империи, но Советский Союз снова расширился, вернув в свой состав Эстонию и другие страны Балтии, и попытавшись сделать то же самое с Финляндией. Советы также установили новое господство над Восточной Европой после Второй мировой войны. Затем экспансионистское рвение СССР привело его к почти полувековой конфронтации с Соединенными Штатами, бывшей британской колонией. Советский Союз, как и его предшественница Российская империя, окончательно рухнул в конце этого периода Холодной войны. Но не в сознании Владимира Путина и его соратников.

С 1991 года США, казалось бы, остались в одиночестве как глобальная сверхдержава. Но сегодня, после двух напряженных десятилетий с военными интервенциями под руководством США и непосредственным участием в региональных войнах, война в Украине подчеркивает упадок самих Соединенных Штатов. В экономическом и военном отношении этот упадок можно назвать относительным, но он вполне серьезен с точки зрения морального авторитета США. К сожалению, собственные реакции и действия США подорвали их позиции после разрушительных террористических атак 11 сентября, как на то и рассчитывал Усама бен Ладен. «Усталость от Америки» и разочарование в ее роли глобального гегемона широко распространились по всему миру. Это относится и к самим Соединенным Штатам, что можно проследить по дискуссиям в Конгрессе, медиа и дебатах аналитиков. Для кого-то США — несовершенный международный актор, у которого есть свои внутренние проблемы. Для кого-то — это новая форма имперского государства, которое игнорирует интересы других и злоупотребляет своей военной мощью.

В ближайшей перспективе это особенно пагубно для Украины. В глобальном масштабе война в Украине выглядит как одно из длинной череды драматических событий с 2001 года, инициированных Соединенными Штатами. Деспотичное ведение Америкой «войны с терроризмом» оттолкнуло от себя большую часть мусульманского мира. Вторжение США в Ирак в 2003 году, а также в Афганистан, возродило ужасы американской интервенции времен холодной войны в Корее и Вьетнаме. Бездействие США в конфликте в Йемене, а также выборочное вмешательство в Ливию и Сирию подчеркнули непоследовательность внешней политики США. Финансовый кризис 2008—2010 годов и Великая рецессия, за которыми последовали внутренние потрясения Америки и избрание Дональда Трампа в 2016 году, разрушили образ Америки как эталона демократии. Презрение Трампа к международным соглашениям и его вопиющий подход к пандемии, а также недавний неудачный уход администрации Байдена из Афганистана ставят под сомнение способность США к глобальному лидерству.

Ничто из этого не означает, что вторжение России в Украину выглядит положительно. Основы международного права по-прежнему являются универсальным принципом порядка, особенно для небольших государств. Страны по всему миру широко признали и осудили факты российской агрессии, в том числе многократным голосованием в Генассамблее ООН. Международный суд ООН, Международный уголовный суд и другие международные инстанции подчеркивали, что Украина имеет юридическое, а не только моральное превосходство в войне. Жестокие зверства Москвы наряду с ее военными провалами и неудачами подорвали авторитет России. Но большинство государств и комментаторов оценивают действия России через призму своего отношения к Соединенным Штатам.

Украина, по сути, наказывается лишь за то, что США напрямую поддерживают ее усилия по защите и освобождению своей территории. На некоторых как международных, так и внутриамериканских дискуссионных площадках разговоры об Украине быстро перерастают в споры о поведении США в прошлом. Действия России рассматриваются поверхностно. «Россия делает то же самое, что и США», — так звучит один из главных аргументов. Да, Россия нарушила фундаментальный после 1945 года принцип запрета на войну и применение силы, закрепленный в статье 2 Устава ООН. Но США уже нарушили тот же самый принцип, когда 20 лет назад вторглись в Ирак.

Вотэбаутизм — это не просто особенность российской риторики. Вторжение США в Ирак действительно повсеместно подорвало доверие к США и продолжает это делать. Для многих критиков Соединенных Штатов Ирак был последним в череде американских грехов, уходящих корнями во Вьетнам, и предвестником нынешних событий. Несмотря на то, что лишь крошечная горстка государств встала на сторону России в последовательных резолюциях ООН в Генеральной Ассамблее, значительное количество воздержавшихся, в число которых входят Китай и Индия, свидетельствует о недовольстве Соединенными Штатами. В результате жизненно важная задача восстановления запрета на войну и применение силы как важнейшего краеугольного камня международной системы теряется в трясине скептицизма и подозрений вокруг США.

На так называемом «Глобальном Юге» и в том, что я условно называю «остальным» миром, США воспринимаются совсем не как добродетельное государство, а скорее как высокомерное и лицемерное. Вера в международную систему (или системы), к созданию которой США приложили руку, и которой затем руководили со времени Второй мировой войны, давно прошла. Элиты и жители многих из этих стран считают, что система была навязана им в период слабости, когда они только-только добивались своей независимости. Даже те, кто в целом выиграл от Pax Americana, считают, что Соединенные Штаты и коллективный Запад выиграли гораздо больше. Для них эта война направлена на защиту выгод и гегемонии Запада, а не на защиту Украины.

Ложные нарративы России о ее вторжении в Украину, а также о самих США находят отклик и укореняются во всем мире, ложась на эту благодатную почву. Российская дезинформация в данном случае больше похожа на информацию — она соответствует «фактам», какими их представляют другие.

Незападные элиты разделяют мнение некоторых западных аналитиков о том, что Россию спровоцировали или подтолкнули к войне сами Соединенные Штаты и расширение НАТО. Они возмущены силой доллара США и частым применением Вашингтоном финансовых санкций в карательных целях. США не консультировались с ними по этому раунду санкций против России. Они видят, что западные санкции ограничивают их поставки энергии и продовольствия и заставляют цены расти. Они возлагают вину за российскую блокаду Черного моря и преднамеренное нарушение мирового экспорта зерна на Соединенные Штаты, а не на фактического виновника, Владимира Путина. Они напоминают: никто не настаивал на введении санкций против США, когда они вторглись в Афганистан, а затем в Ирак, хотя те были против. Так почему же они должны поддержать США сейчас?

«Глобальный Юг» открыто сопротивляется призывам США и Европы к солидарности в отношении Украины. Это протест против того, что они считают коллективным Западом, доминирующим в международном дискурсе и навязывающим свои проблемы всем остальным, отметая при этом их собственные приоритеты в области компенсации изменения климата, экономического развития и облегчения долгового бремени.

Весь остальной мир постоянно чувствует себя маргинализированным на мировой арене. Почему их называют «Глобальным Югом», а раньше их называли «третьим миром» или «развивающимся миром»? Почему они вообще «остальной» мир? Это мир, представляющий 6,5 миллиардов человек. Сама наша терминология попахивает колониализмом.

Движение неприсоединения эпохи Холодной войны возродилось, если оно вообще исчезало. Сейчас это не столько сплоченное движение, сколько желание дистанцироваться, остаться в стороне от европейской неразберихи вокруг Украины. Но в то же время это очень четкая негативная реакция на американскую склонность определять миропорядок и принуждать страны становиться на чью-либо сторону. Как недавно воскликнул один индийский собеседник по поводу Украины: «Это ваш конфликт! … У нас другие насущные дела, свои собственные проблемы … Мы на своей земле и на своей стороне… Где вы, когда что-то идет не так у нас?» Большинство стран, в том числе многие в Европе, отвергают продвигаемый США нарратив о новом «соревновании великих держав» — геополитическом перетягивании каната между США и Китаем. Государства и элиты возмущены американским подходом «либо вы с нами, либо против нас», находитесь вы «на правильной или неправильной стороне истории» в эпической борьбе демократий против автократий.

Мало кто за пределами Европы принимает такой подход к в Украине или геополитические ставки. Никто не хочет, чтобы их приписывали к новым искусственно навязанным блокам, никто не хочет быть вовлеченным в масштабное столкновение между Соединенными Штатами и Китаем. В отличие от США и ряда других стран, таких как Япония, Южная Корея и Индия, большинство государств не рассматривают Китай как прямую военную угрозу или угрозу безопасности. У них могут быть серьезные опасения по поводу грубого экономического и политического поведения Китая и его вопиющего нарушения прав человека, но они по-прежнему видят ценность Китая как торгового и инвестиционного партнера для своего будущего развития. Соединенные Штаты и Евросоюз не предлагают существенных альтернатив для страны, которая могла бы отвернуться от Китая, в том числе в сфере безопасности — и даже внутри Европы существует разное понимание того, как много поставлено на карту для отдельных стран в более широкой международной системе и в отношениях с Китаем.

За пределами Европы интерес к смене миропорядка выражен более явно. В этом контексте БРИКС, предлагающая своим членам альтернативу G7 и G20, теперь становится привлекательна для большего круга стран. Девятнадцать государств, включая Саудовскую Аравию и Иран, якобы проявили интерес к вступлению в организацию в преддверии ее недавнего саммита в апреле 2023 года. Страны рассматривают БРИКС (и другие подобные организации, такие как ШОС, Шанхайская организация сотрудничества) в качестве площадки с гибкими дипломатическими механизмами, открывающей возможности для новых стратегических союзов и торговли за пределами США и Европы. Однако у членов и претендентов на членство в БРИКС совершенно разные интересы. Мы должны учитывать это, поскольку мы стремимся найти решение для прекращения войны в Украине, и поскольку мы уже изучаем виды структур и сетей, с которыми нам придется иметь дело в будущем.

Я собираюсь рассмотреть некоторые факторы, наиболее важные для размышлений об Украине в контексте БРИКС. Путин и Россия, безусловно, надеются, что война подорвала глобальное уравнение, сложившееся после 1945 года. Москва намерена выйти из войны, сосредоточившись на расширении своей роли и влияния в многосторонних организациях, подобных БРИКС, из которых исключены США и коллективный Запад. Но стоит отметить, что внутри группы БРИКС именно из-за войны Россия воспринимается как все более зависимый от Китая и все менее независимый глобальный игрок.

Китай явно доминирует в БРИКС и хочет использовать эту организацию для укрепления собственных региональных и глобальных позиций. Пекин рассматривает США как врага своих амбиций, а Москву — как важный противовес Вашингтону. Китай не поддерживает российскую агрессию против Украины, но действия США в области безопасности, включая частые отсылки к Тайваню и фразы «Китай наблюдает за Украиной» в Конгрессе США, вызывают у Пекина опасения, что Вашингтон рассматривает войну в Украине как пробный шар перед столкновением с Китаем.

Бразилия считает Китай противовесом США. Как недавно сказал один бразильский собеседник, «Бразилия обречена на существование на континенте, где доминируют Соединенные Штаты». Как и в Китае, горячая американская риторика о войне в Украине сформировала восприятие конфликта в Бразилии. Некоторые бразильские элиты и официальные лица рассматривают ее как «первую опосредованную войну XXI века между США и Китаем». С их точки зрения, Россия уже подчинена Китаю и ослабла как актор за пределами своего региона.

Индия хочет играть более важную роль в Индийском океане, но, в отличие от Бразилии, видит в Китае реальную угрозу безопасности, особенно в Гималаях, на территорию которых претендуют обе страны. Для Нью-Дели Вашингтон — непостоянный источник поддержки, а Москва — крупный поставщик оружия и боеприпасов. Индия опасается зависимости России от Китая. Из всех стран-членов БРИКС Индия находится в самом затруднительном политическом положении. Она хочет следить за Китаем и Россией внутри БРИКС и при этом поддерживать отношения с США.

Южная Африка, с другой стороны, хочет развивать свои отношения как с Китаем, так и с Россией в БРИКС. Для Южной Африки Китай является источником инвестиций и помощи в целях развития, тогда как Россия является продолжением СССР, который во время Холодной войны сыграл решающую роль в оказании помощи Африканскому национальному конгрессу в борьбе с апартеидом. В этом контексте Африканский национальный конгресс рассматривает Соединенные Штаты как новую имперскую державу и отвергает то, что он считает американской демонизацией России в войне в Украине.

Саудовская Аравия, одна из претендентов на членство в БРИКС, видит, что влияние США на Ближнем Востоке ослабевает после вывода ее войск из Ирака, Сирии и Афганистана. Стремясь присоединиться к БРИКС, Саудовская Аравия хочет воспользоваться глобальными изменениями в сферах власти и торговли. Китай является основным импортером ближневосточной нефти, крупным региональным инвестором и недавним посредником в отношениях Саудовской Аравии с Ираном и Йеменом. Для саудовцев Россия является фактором в энергетических расчетах на Ближнем Востоке, так же, как и в Сирии. Она предлагает им новые экономические возможности, поскольку российские предприятия переводят деньги и деятельность в регион Персидского залива, чтобы избежать западных санкций.

В то же время Иран, со своей стороны, отчаянно ищет экономическую помощь. Он видит в БРИКС возможность изменить свой статус регионального изгоя и развить недавнее сближение с Саудовской Аравией при посредничестве Китая. Тегеран считает, что война в Украине подорвала Европу как независимый источник власти и вновь подчинила ее Вашингтону. Иран чувствует слабость США в преддверии президентских выборов 2024 года и видит в этом шанс сыграть в другую международную игру. Иран уже поставляет Москве оружие, которое та использует против Украины.

С таким количеством повесток дня управление войной в Украине и другими важными вопросами, включая изменение климата, будущие пандемии и ядерное нераспространение, становится чрезвычайно трудным. Получается, что долгосрочные перспективы Украины зависят от более широкой глобальной динамики и доброй воли других стран, в том числе членов БРИКС, а не только от военной, политической и экономической поддержки США и Европы.

Из-за своих размеров и расположения Украина — это многорегиональное государство, безопасность которого будет определяться идеей Нила Мелвина о «минилатерализме». Украина должна будет укрепить свои существующие отношения с США, Евросоюзом и НАТО, а также со своими соседями в Центральной и Восточной Европе, близкими партнерами в странах Балтии, в Скандинавии, в Великобритании и в Причерноморском регионе. Группы стран G7 и G20 также будут иметь решающее значение. Именно здесь внешнеполитический курс Украины усложняют упорно негативные глобальные взгляды США. Что будет, например, если Китай вместе с Ираном (и мы подозреваем, с Северной Кореей) поставит оружие России на почве вражды с США? Потом, есть НАТО. С тех пор, как началась война и к нему захотели присоединиться Финляндия и Швеция, альянс стал главной движущей силой украинской и европейской безопасности. По крайней мере, на время конфликта продолжающиеся дебаты о европейской стратегической автономии отошли на второй план. Европа вернулась к тому состоянию, которое она возлагала на военную мощь США в 1945—1989 годах.

Это еще одна проблема. За пределами Европы и трансатлантической арены у НАТО есть проблема с имиджем, которую эксплуатирует Путин. После окончания Холодной войны он упорно изображал НАТО как военное продолжение Соединенных Штатов и по своей сути антироссийскую организацию. В международных делах восприятие часто важнее, чем реальность. В отличие от Горбачева и Ельцина, Путин никогда всерьез не стремился договориться с НАТО. Для Путина США по-прежнему являются противником в Холодной войне, а НАТО — провокацией. Путин активно подогревал опасения Китая по поводу того, что США расширяют структуры, подобные НАТО, в Азию; точно так же он подпитывал идею о том, что расширение НАТО является непосредственной причиной войны в Украине. Как за пределами Европы, так и внутри нее — Путин хочет, чтобы США и НАТО ушли с международной арены навсегда.

Все это означает, что нам нужен дипломатический рывок — искусное и терпеливое усилие наряду с жизненно важным военным направлением — чтобы положить конец жестокой и бессмысленной войне, развязанной Россией. Украина нуждается в широкой глобальной поддержке. Мы должны дать отпор путинской дезинформации, а также антиамериканским и антинатовским нарративам. Соединенным Штатам и Европе придется вовлечь весь остальной мир в честный разговор о ставках в этой войне и активно прислушиваться к их мнениям и опасениям по конкретным вопросам. Учитывая несопоставимые взгляды и программы, нам придется применять поэтапный и более транзакционный подход для определения областей, в которых мы можем действовать сообща с другими государствами, а также с субъектами международного и частного секторов.

Так называемый «Глобальный Юг» по-прежнему считает ООН надежным и важным действующим лицом; но большинство стран хотят принизить исключительную власть Совбеза и активизировать деятельность Генассамблеи по разработке новых механизмов для реальной борьбы с изменением климата и экономического развития. Поскольку ООН по-прежнему актуальна и пользуется всеобщим признанием как актор, нам также следует подумать о том, как мы можем решить эти проблемы. Где мы можем работать с ООН, чтобы оказывать техническую помощь, посредничество и координацию для Украины? Например, может ли Генассамблея ООН уравновесить Совбез ООН и каким-то образом ограничить права вето России и Китая? Какую большую роль могут сыграть МС и МУС, особенно с учетом недавнего решения Южной Африки остаться в МУС и предложить Путину не участвовать в саммите БРИКС в Йоханнесбурге, чтобы им не пришлось задерживать его в соответствии с мартовским ордером МУС на арест? Как мы могли бы опираться на кризисные интервенции под руководством ООН, такие как усилия Международного агентства по атомной энергии по обеспечению безопасности Запорожской атомной электростанции в Украине, и инициативу по черноморскому зерну, чтобы превратить их в надежные долгосрочные решения в партнерстве с другими странами?

Наконец, если война в Украине привела к опосредованному восстанию против США, какие альтернативные субъекты могли бы получить поддержку для восстановления мира посредством коллективных действий? Все взоры в настоящее время прикованы к Китаю, но Индия исторически проявляет добрую волю во многих региональных контекстах, что может помочь найти точки соприкосновения с другими странами. Так уже поступают, например, Кения в Африке и Сингапур в Азии. В Европе у нас есть скандинавские страны, которые никогда не создавали колоний в Африке или Азии. И, конечно же, у нас есть Эстония и страны Балтии, которые индивидуально и коллективно сыграли важную роль как в ЕС, так и в НАТО, стимулируя действия более крупных стран, а затем сохраняя их честность. Это момент Леннарта Мери. Нам нужна маневренность инуитского каяка, а не громоздкие повороты супертанкера… и не обремененная сверхдержава.