Из России с любовью: как Москва обхаживает глобальный Юг

Как Россия «осваивала» мир

Взаимоотношения России с «незападным» миром можно разделить на три периода: с 1992 по 2012 годы, с 2012 по 2022 годы и с февраля 2022 года.

В течение первых 20 лет большая часть, если не 100%, внешней политики России была построена вокруг ее отношений с Соединенными Штатами и Европой. В то время Москва часто использовала свои рычаги влияния в третьих странах, чтобы угодить Западу. Например, в 2001 году Путин, как известно, позволил США создать военные базы в Кыргызстане и Узбекистане во имя американской «войны с терроризмом». Россия также подписала контракты с рядом миротворческих миссий под руководством Запада и давала советы американским военным в Афганистане.

Конечно, нельзя сказать, что и в это время Москва всегда помогала Западу — часто это было не так. Но даже когда ее позиция решительно расходилась с позицией США и Европы, руководящие мотивы России основывались на постоянном диалоге с западными странами. Например, Москва решительно выступила против позиции Запада по Косово, оставаясь верной своему государственно-ориентированному подходу к международному праву. Позже Путин назвал поддержку Европой независимости Косово «движимой мимолетными политическими соображениями и их желанием угодить — я скажу прямо — своему старшему брату в Вашингтоне».

То же самое относится и к концептуальному уровню. Например, даже печально известную мюнхенскую речь Путина в 2007 году, когда он нападал на «однополярный порядок», в котором доминируют США, перед западной аудиторией, собравшейся в Германии, следовало понимать — несмотря на ее оскорбительный тон — прежде всего как попытку повлиять на Запад, заставить его сменить свой курс.

В 2012 году все изменилось: вновь придя к власти, Путин перестал выступать с полемическими речами перед западной аудиторией и начал превращать Россию в «незападную страну». К этому моменту Кремль решил, что Россия не сможет занять удовлетворительное положение в западноцентричной международной системе — один российский эксперт даже предположил, что всё президентство Дмитрия Медведева было своего рода экспериментом, направленным на то, чтобы увидеть, чего Россия могла бы достичь посредством более тесного сотрудничества с Западом, и который, по мнению Кремля, принес неудовлетворительные результаты. Таким образом, начиная с этого времени отношения России с «глобальным Югом» стали самоцелью, а не капиталом, который можно использовать в диалоге с Западом. Как объяснил Путин в конце 2014 года: «Наша цель — иметь как можно больше равноправных партнеров как на Западе, так и на Востоке. Мы будем расширять свое присутствие в тех регионах, где интеграция находится на подъеме, где политика не смешивается с экономикой и где устранены препятствия для торговли, обмена технологиями и инвестициями, а также свободного передвижения людей».

В 2012—2022 годах взаимодействие России с «глобальным Югом» было вполне успешным. После операции в Сирии она добилась статуса посредника в этом регионе и вскоре стала единственной внешней силой, которая поддерживала отношения со всеми региональными игроками: Израилем и Ираном, турками и курдами. Это достижение сопровождалось финансовыми бонусами: например, Саудовская Аравия начала рассматривать Россию как значимого игрока и стала прислушиваться к мнению Москвы при установлении квот и цен на нефть.

Воодушевившись опытом в Сирии, Россия взялась за Африку. Но, в отличие от Сирии, операции в ЦАР и Мали проводились силами ЧВК и, скорее всего, организовывались спецслужбами, а не МИД и Минобороны. Это позволяло Москве сохранять гибкость: была возможность отрицать свое присутствие там, если дела шли плохо, и пожинать плоды, если дела шли хорошо.

Давала результаты и политика «мягкой силы». Еще со времен СССР Россия принимала тысячи африканских студентов в своих университетах. Это привело к появлению значительного числа русскоязычных людей с советским образованием среди технической, технократической и политической элиты нескольких стран Африки. До начала войны в Украине Российский Университет Дружбы Народов открыто хвастался, что его выпускники занимают позиции высокого уровня в африканских странах. Однако сегодня Африка не выглядит таким уж перспективным направлением для России. Например, число глав государств, которые приняли участие в саммите Россия-Африка в 2023 году, сократилось более чем в три раза. Впрочем, Западу не следует воспринимать это как лояльность Африки к позиции Запада или как признак уменьшения влияния России в Африке, когда речь идет о торговле оружием или безопасности. Это говорит лишь о том, что африканские лидеры не стремятся к союзу с Россией против Запада в том смысле, на который рассчитывает Путин.

Изменения были заметны и на примере российско-иранских отношений. Если до 2012 года ведущим фактором в них были взаимоотношения России и США, то с возвращением Путина в президентское кресло ситуация изменилась. Он назвал Иран «старым традиционным партнером», а также вернул Тегерану поставки оружия, которые отменил его предшественник Дмитрий Медведев. Сотрудничество расширилось во время российского вмешательства в сирийский конфликт и усилилось на фоне войны в Украине. С февраля 2022 года сотрудничество между Россией и Ираном достигло беспрецедентного уровня, а Иран стал одним из самых верных союзников России. До 2022 года Москва старалась не обострять противоречия между Западом и Израилем своими отношениями с Тегераном. Однако теперь Москву больше не волнует возможность расстроить Запад и, вероятно, даже ядерная проблема.

Сейчас партнерство Москвы и Тегерана стало более равноправным, и порой Москва оказывается в роли просителя. Например, зимой 2022−2023 годов Москве срочно понадобились иранские беспилотники «Шахед», в то время как ее собственное производство дронов еще отставало. То же самое может вскоре произойти и с иранскими ракетами.

Дилеммы России

К началу 2022 года стало понятно: десятилетие, которое Россия провела как «незападная» держава, пошло ей на пользу, и она обрела опору в мире. В каком-то смысле в начале 2022 года у Москвы было все: она была в хороших отношениях с США и Китаем, не вставая ни на чью сторону, создавала рычаги влияния во многих уголках мира, научилась эффективно использовать военную силу для достижения политических целей. Война в Украине нарушила этот баланс. С февраля 2022 года отношения Москвы с остальным миром направлены исключительно на удовлетворение ее военных потребностей. Вторжение в Украину превратило Россию в страну с одной проблемой, у которой мало ресурсов для решения других задач. Теперь Москва ищет военной помощи, торговых сделок и политической поддержки у всех, кто готов их предложить.

В таких отношениях Россия часто превращается из полноправного участника сделки в заискивающего просителя без рычагов влияния, вынужденного принимать условия партнеров. Например, Россия могла бы получить выгоду от строительства и запуска газопровода «Сила Сибири-2», который позволит ей экспортировать западносибирский газ, предназначенный для европейских рынков, в Китай. Но Пекин сейчас не испытывает острой нехватки газа и не спешит проводить сделку. А, значит, сделка будет заключена в конце концов по более высокой, невыгодной России цене и на условиях, выгодных Китаю, что было немыслимо до войны.

Война поставила Россию в условия жесткой политической экономии и породила новые дилеммы. Часть из них связана с обязательствами по программе ядерного разоружения, в частности по взаимодействию с Северной Кореей и Ираном.

Война в Украине также влияет на отношения России на Ближнем Востоке, где она, похоже, постепенно утрачивает свое уникальное положение посредника. Растущая зависимость от торговли оружием с Ираном, а также стремление привлечь на свою сторону «глобальное большинство» и противостоять самому влиятельному стороннику Израиля — США, вероятно, способствовали принятию решения встать на сторону палестинцев после нападения ХАМАС на Израиль, что осложнило отношения с последним. Уникальное положение Москвы на Ближнем Востоке, безусловно, стало более хрупким.

России также, вероятно, придется пересмотреть некоторые аспекты своей политики на постсоветском пространстве, отдав предпочтение практическим, а не символическим жестам. Поучительный пример — отношения с Арменией.

Еще одна дилемма, с которой столкнется Россия, — это выбор между неотложными делами и стратегическими. В наибольшей степени это касается отношений с Китаем. В последнее десятилетие Москва постепенно расширяла сотрудничество с Пекином. Однако до 2022 года она сохраняла определенная дистанция, и в некоторых сферах китайское участие не приветствовалось. Однако теперь, как и в случае с газопроводом «Сила Сибири-2», Россия может остаться без выбора.

Россия могла бы попытаться сбалансировать свою зависимость от Китая за счет более активного взаимодействия с другими «незападными» акторами, такими как Индия, и усиления своего присутствия в Азиатско-Тихоокеанском регионе в целом. Однако Москва никогда не была особенно успешна в этом, а война в Украине только усложняет ситуацию.

Постоянное повторение Путиным антизападных нарративов в отношениях с глобальным Югом может быть скорее признаком слабости, нежели силы. Оно свидетельствует о том, что Россия больше не способна взаимодействовать с разными региональными акторами и выстраивать сложные системы отношений, как это было в период с 2012 по 2022 год. Вместо этого Путин пытается убедить остальной мир в том, что даже если общая повестка у них отсутствует, у них все равно есть общий враг.

От соревнования нарративов — к деятельному соревнованию

Сегодня и российским, и западным экспертам ясно: нарративами мир не завоевать. Большинство незападных стран не хотят становиться пешками в новом идеологизированном противостоянии России и Запада. Вместо этого они хотели бы свободно выбирать партнеров в зависимости от проблем и потребностей.

Поэтому важны не нарративы, а практические взаимодействия. У России, похоже, есть преимущество в этом отношении: транзакционные отношения даются Москве легче.

При этом у Запада есть сильные стороны, которых не хватает России. Это по-прежнему мощный торговый блок с богатым внутренним рынком. Европе необходимо вести разговор с остальным миром в прагматичном ключе и играть на своих сильных сторонах. Как сказал один российский аналитик, «если название игры — безопасность, Россия изобретет еще одного Пригожина. Но если название игры — развитие, то Москва мало что может предложить».

Российские эксперты сейчас признают, что в советскую эпоху приоритеты Москвы в отношении идеологической чистоты стоили ей ряда партнерств, которые могли бы быть плодотворными, будь у Москвы более прагматичный подход. Путин неоднократно сравнивал западный либерализм с ленинским большевизмом, и, видимо, рассчитывает, что Запад совершит ту же ошибку и позволит своим представлениям о мире встать на пути реального взаимодействия с окружающим миром. Похоже, он не ожидает, что Запад сможет приспособиться. Возможно, он окажется прав.

Но может, и нет. В истории уже были примеры, когда в противостоянии с СССР Запад брал себя в руки и предлагал третьим странам более привлекательную модель. Нет причин, по которым он не сможет сделать это снова, если научится использовать свои рычаги влияния так, чтобы они подходили для нового мира.