Covid-19 принес множество перемен в нашу жизнь, а вместе с ними — и идеальный момент повернуть вспять глобальные тенденции, настроив мир на взаимопонимание и сотрудничество, уверен журналист и политолог Фарид Закария. В своем эссе для Washington Post он рассказывает, какие уроки должен вынести мир из пандемии, как вели себя мировые лидеры, которые уже оказывались на судьбоносных развилках, и почему ничто не предначертано.
Кадр из фильма «Лоуренс Аравийский», 1962
Это одна из величайших сцен кинематографа. Главный герой масштабной исторической драмы «Лоуренс Аравийский», молодой британский дипломат-авантюрист Томас Эдвард Лоуренс — эту роль незабываемо исполнил актер Питер О’Тул — убедил группу арабских племен совершить внезапное нападение на Османскую империю, от которой они добивались независимости. Лоуренс ведет отряд бедуинских воинов через пустыню, подступая к османскому порту Акаба с тыла. Они идут через пустыню, преодолевая невыносимую жару и песчаные бури.
В какой-то момент оказывается, что один из арабских воинов, Гасим, упал со своего верблюда. Лоуренс моментально решает вернуться и найти пропавшего бойца. Шериф Али, предводитель арабов (его роль сыграл Омар Шариф), возражает. Еще один герой говорит Лоуренсу: «Время Гасима пришло, Лоуренс. Так предначертано». Возмущенный Лоуренс отвечает: «Ничто не предначертано!» Затем он разворачивается в обратную сторону, отправляется на поиски Гасима среди песчаных бурь, и наконец находит его шатающимся, полумертвым. Лоуренс возвращается с Гасимом в лагерь, его приветствуют как героя. Когда Шериф Али предлагает Лоуренсу воду, тот смотрит на него и, прежде чем утолить жажду, спокойно повторяет: «Ничто не предначертано».
Мир, изменившийся в результате пандемии Covid-19, кажется совершенно новым и пугающим. Кризис здравоохранения только ускорил ряд процессов, которые и без того набирали обороты. Но в целом, стало совершенно очевидно: тот путь развития, по которому сейчас идет человечество, создает все большие риски. Негативная реакция природы проявляется повсюду, от лесных пожаров до ураганов и пандемий — Covid-19 может просто стать первой в их череде. Пандемия усилила и другие тенденции. По разным причинам, в том числе демографическим, многие страны могут столкнуться с замедлением экономического роста. Неравенство будет усугубляться по мере того, как гиганты будут становиться еще больше — во всех сферах. Машинное обучение развивается так быстро, что впервые в истории люди могут потерять контроль над своими же творениями. Страны и народы становятся более ограниченными и замкнутыми на себя, а их внутренняя политика — изоляционистской. США и Китай движутся в сторону ожесточенной и продолжительной конфронтации.
Это очень опасный момент. Но это как раз то время, когда мы можем повлиять на подобные тенденции. Чтобы изменить наше общее будущее, мы должны осознать свободу человеческой воли. Люди могут выбирать направление, в котором хотели бы двигаться сами и двигать свои общества и мир вокруг. Фактически, сейчас у нас еще больше свободы действий. В большинстве эпох история идет по заданному пути и какие-либо изменения затруднительны. Но новый коронавирус уже перевернул общество. Люди дезориентированы. Масштабные перемены уже запущены, и в этой атмосфере дальнейшие изменения становятся проще, чем когда-либо.
Подумайте только об изменениях, которые мы уже согласились внедрить в нашу жизнь в ответ на пандемию. Мы самоизолировались на долгое время. Мы работали, назначали встречи и вели глубокие личные беседы, разговаривая с нашими ноутбуками. Мы проходили онлайн-курсы и виртуально посещали врачей. В течение всего лишь месяца компании внедряли такие изменения, на которые в обычной ситуации ушли бы годы. Всего за ночь городские проспекты превращались в пешеходные дороги, а тротуары — в кафе. Отношение к людям, которых прежде игнорировали или не замечали, меняется, — это видно как минимум из уже ставшего общепринятым выражения «ключевые работники». Правительства продемонстрировали готовность инвестировать в таких масштабах, которые прежде казались немыслимыми — а в дальнейшем собираются вкладывать в будущее еще больше средств.
Все эти изменения могут остаться внезапными всплесками, а могут и оказаться началом чего-то нового. Мы можем продолжить жить как обычно — и рискнуть вызвать огромное количество кризисов, от изменения климата до новой пандемии. Или же мы можем серьезно задуматься о более устойчивой стратегии роста. Мы можем обратиться внутрь себя и поставить во главу угла национализм и личные интересы, а можем посмотреть на общие вызовы — которые способны пересечь любые границы — как на стимул к глобальному сотрудничеству и развитию. Перед нами множество вариантов будущего.
Мы уже были на подобном перекрестке. В 1920-е, после мировой войны и масштабной пандемии, мир мог пойти в любом из двух направлений. Некоторые лидеры, едва вышедшие из конфликта, хотели создать структуры для поддержания мира, которые помогли бы не дать катастрофе повториться. Но Конгресс отверг планы президента Вудро Вильсона, и Соединенные Штаты отвернулись от Лиги Наций и усилий по созданию системы коллективной безопасности в Европе. Европейские лидеры наложили на Германию суровые репарации, подтолкнув страну к коллапсу. Все эти решения привели к тому, что мир 1930-х годов выглядел очень мрачно: гиперинфляция, массовая безработица, фашизм и новая мировая война. Другой набор решений мог бы повести мир по совершенно иному пути.
Кадр из фильма Уильяма Кляйна «Qui êtes-vous Polly Maggoo»
Нынешняя пандемия ставит человечество перед аналогичным выбором. Мы можем погрузиться в мир замедленного развития, высокого риска природных катастроф и растущего неравенства — и продолжать вести себя как обычно. Или же мы можем принять решение действовать решительно, используя огромные возможности правительств, чтобы инвестировать в безопасность людей и обучение навыкам, которые им понадобятся в эпоху ошеломляющих перемен. Мы можем построить инфраструктуру XXI века, создав рабочие места для большинства представителей тех профессий, которым угрожают новые технологии. Мы можем сократить выбросы углерода, просто назначив за них цену, отражающую их истинную стоимость. И мы можем признать, что наряду с динамизмом и ростом, нам необходимы устойчивость и безопасность — иначе следующий кризис может стать последним.
Есть те, кто хочет, чтобы этот кризис стал началом революции. Но не стоит ниспровергать существующий миропорядок в надежде, что его место займет что-то лучшее. Мы добились реальных успехов в экономическом и политическом плане. Практически по любым меркам нынешний мир стал лучше, чем он был 50 лет назад. Мы понимаем недостатки и знаем, как вести себя с ними. Проблема не в том, чтобы найти решения; проблема в том, чтобы найти политическую волю для их реализации. Нам нужны реформы во многих областях, и если бы они действительно были проведены, эти реформы составили бы своего рода революцию. Если даже некоторые из этих идей будут реализованы, через 20 лет мир может выглядеть совсем иначе.
Страны могут меняться. В 1930 году правительства большинства стран мира не считали, что должны повышать благосостояние своего народа. К 1950 году все крупнейшие страны мира начали воспринимать это как свою задачу. Это было непросто. 20 октября 1935 года Gallup опубликовал свой первый официальный опрос общественного мнения. Он показал, что в разгар Великой депрессии и «Пыльного котла» 60% американцев считали «расходы правительства на помощь и восстановление» чересчур большими. Лишь 9% сказали, что они слишком маленькие, а 31% назвали их адекватными. Это не помешало президенту Франклину Рузвельту пойти вперед с Новым курсом и продолжать вкладывать усилия в просвещение американской общественности о необходимости правительства как стабилизирующей силы в экономике и обществе. Такие великие лидеры, как Рузвельт, читают опросы для понимания природы стоящего перед ними вызова, а не для оправдания своему бездействию.
Или взглянем на Европейский Союз. Поначалу пандемия заставила членов ЕС изолироваться друг от друга. Страны закрыли свои границы, соревновались за медикаменты и обвиняли друг друга в злобе и продажности. Общественные настроения сильно противоречили такой политике — особенно в наиболее пострадавших странах, таких как Италия. Но после первоначального шока европейцы начали задумываться о том, как справиться с последствиями Covid-19. Они признали, что пандемия создает беспрецедентную нагрузку на континент, особенно на его самых слабых членов. Благодаря мудрому руководству крупнейших держав — Франции и Германии — а также высших должностных лиц ЕС, в июле было заключено соглашение о выпуске европейских облигаций, которые позволят более бедным странам получить доступ к фондам, которые, по сути, гарантированы самыми богатыми странами. Это может показаться техническим вопросом, но это значительный шаг вперед в более взаимосвязанной Европе. Европейские лидеры увидели, в каком направлении их толкает Covid-19, и отступили. Пандемия, которая изначально развела страны в разные стороны, может стать катализатором более тесного союза, которого все так давно ждут.
Аналогичную развилку между интеграцией и изоляцией можно увидеть по всему миру. Пандемия заставляет страны повернуться внутрь самих себя. Но просвещенные лидеры признают, что единственное реальное решение таких проблем, как пандемия — и изменение климата, и кибервойна — это, наоборот, разворот в сторону более тесного сотрудничества. Решение проблемы плохо финансируемой и слабой Всемирной организации здравоохранения состоит не в том, чтобы выйти из нее в надежде, что она умрет, а в том, чтобы начать лучше ее финансировать и дать ей больше автономии для противостояния Китаю — или США — если неотложная медицинская помощь этого потребует. Ни одна страна в одиночку больше не может организовывать работу всего мира. Никто этого и не хочет. Остается только путь к хаосу, холодной войне — или сотрудничеству.
Критики справедливо утверждают, что реальное международное сотрудничество требует некоторого элемента коллективного принятия решений. Хотя для некоторых это звучит зловеще, на самом деле это то, что страны делают все время. Это механизм, с помощью которого мы регулируем все: от международных телефонных звонков до авиаперелетов и торговли, от интеллектуальной собственности до выбросов хлорфторуглеродов. Не существует никакого глобального «мирового правительства», и никогда не будет — это просто выражение, придуманное для того, чтобы запугать людей и заставить их воображать себе секретную армию, приземляющуюся прямо на них на своих черных вертолетах. Что на самом деле существует, и чего нам нужно больше, так это глобального управления, соглашений между суверенными странами о совместной работе для решения общих проблем. Это не так уж и сложно. Сотрудничество — одна из самых фундаментальных особенностей, заложенных в человеке, которая, по мнению многих биологов, лежит в основе нашего выживания на протяжении тысячелетий. Если мы хотим выжить и в будущем, сотрудничество, безусловно, поможет нам больше, чем конфликт.
Необходимость сотрудничества наиболее очевидна в отношениях между двумя величайшими державами мира, Соединенными Штатами и Китаем. Мы входим в биполярный мир, для которого характерна реальность, где две страны просто на голову выше всех остальных — с точки зрения возможности применения жесткой силы. Китай — не просто вторая по величине экономика и вторая по объему военных расходов страна. По обоим параметрам она больше, чем следующие четыре страны вместе взятые. Это больше не технологический подражатель. Из 500 самых быстрых компьютеров в мире 226 находятся в Китае — это вдвое больше, чем в Соединенных Штатах. Мы можем представить себе два варианта будущего. Первый: конкуренция во многих сферах — экономической, технологической, — вместе с сотрудничеством для обеспечения мира и стабильности и достижения определенных общих целей. Например, борьба с изменением климата будет невозможна без постоянных и скоординированных действий Вашингтона и Пекина. Или есть другой путь: два самых динамичных общества в мире могут оказаться заблокированными в раскручивающейся спирали — от милитаризации космоса до создания оружия в киберпространстве — и все это будет подпитывается гонкой вооружений в области искусственного интеллекта и биоинженерии, способной привести к последствиям, которые сегодня невозможно даже представить.
André Bloc, Habitacle #2, 1966
Иногда страны могут принимать решения, которые меняют наш путь, несмотря на противостояние мощнейших сил. Такой момент выбора наступил в Миннеаполисе в мае 1958 года, в разгар Холодной войны. Заместитель министра здравоохранения Советского Союза Виктор Жданов принял участие в ежегодном заседании руководящего органа ВОЗ — Всемирной ассамблеи здравоохранения. Как заметил историк из Гарварда Эрез Манела, это был первый визит советской делегации с момента основания ВОЗ десятью годами ранее. Жданов призвал организацию развернуть глобальную кампанию по искоренению оспы раз и навсегда. В качестве реверанса США, он процитировал в своей речи письмо Томаса Джефферсона Эдварду Дженнеру, который первым изобрел противооспенную вакцину. «Будущие поколения узнают из истории только о существовании отвратительной оспы», — писал Джефферсон. Это была одна из ранних попыток претворить в жизнь постсталинский план советского премьера Никиты Хрущева о «мирном сосуществовании» с Западом.
США сперва сопротивлялись — не в последнюю очередь потому, что считали советское предложение способным отвлечь внимание от прикладываемых Соединенными Штатами усилий по искоренению малярии. Но в итоге Вашингтон поддержал проект, это сотрудничество активизировалось во время правления Линдона Джонсона и стало центральным направлением деятельности ВОЗ. Две сверхдержавы способствовали не только массовому производству вакцин, но и программе вакцинации во всех странах третьего мира. К 1980 году оспа была официально побеждена. Манела говорил, что это «возможно, самый успешный пример сотрудничества сверхдержав в истории Холодной войны». И это урок, который Пекин и Вашингтон должны усвоить в грядущем биполярном мире после Covid-19.
В «Лоуренсе Аравийском» урок о судьбе и человеческой воле усложняется. В ночь перед нападением на Акабу арабские племена ругаются из-за убийства, совершенного одним из соплеменников против представителя другого племени. Будучи сторонним наблюдателем, Лоуренс предлагает казнить убийцу, чтобы справедливость могла быть восстановлена беспристрастной рукой — но понимает, что убийца — Гасим, человек, жизнь которого он спас в пустыне. И все же Лоуренс подходит и спокойно выпускает шесть пуль в его тело. Урок, наверное, в том, что Гасиму суждено было умереть. Лоуренс смог спасти его в пустыне и тем самым дал ему отсрочку. Но своими действиями Гасим упустил свой шанс на другое будущее.
Пандемия заставила множество — и наций, и отдельных людей — обратиться внутрь себя и стать эгоистичными. Но еще больший кризис оказал противоположное воздействие на величайших государственных деятелей в прошлом столетии. Спустя двадцать лет после высадки в Нормандии телеканал CBS News пригласил бывшего главнокомандующего союзными войсками Дуайта Эйзенхауэра посетить пляжи Нормандии и поразмышлять вместе с Уолтером Кронкайтом. Эйзенхауэр видел худшее в человечестве — жестокую борьбу вермахта до самого конца — и все же он вышел из этого опыта полный решимости сделать ставку на сотрудничество. Сидя и глядя на ряды могил в Нормандии, Эйзенхауэр сказал Кронкайту: «Эти люди дали нам шанс, они выиграли для нас время, чтобы мы могли добиться лучшего успеха, чем прежде. Поэтому каждый раз, когда я возвращаюсь на эти пляжи, или в любой момент, когда я думаю об этом дне 20 лет назад, я говорю, что мы должны найти какой-то способ, чтобы добиться мира и вечного покоя во всем мире».
Точно так же и в наше время эта безобразная пандемия создала возможность для оптимизма, перемен, реформ. Она открыла путь в новый мир. В наших силах воспользоваться этой возможностью или упустить ее. Ничто не предначертано.
Перевела Наталья Корченкова
