Прошло ровно два года с начала полномасштабного вторжения России в Украину. Как изменилось восприятие войны в украинском, российском и западном обществах, на каких условиях возможен мир, и почему будущее всего мира выглядит еще более тревожно, чем судьба Украины — об этом в интервью Sapere Aude рассказывает киевский политолог Георгий Чижов.
«Судьба путинского режима зависит скорее от внешних факторов, чем от настроения россиян»
Нормализация войны очень по-разному выглядит в разных странах и разных обществах. В России, для нынешнего российского преступного руководства это, по сути, инструмент продолжать войну долго. Фактически власть говорит своим подданным: видите, мы можем воевать, это естественное для нас состояние, вы не очень сильно страдаете. Ну и российское население более или менее привыкает, уровень и качество жизни снизилось не сильно. Мы не всегда имеем изнутри РФ адекватные сигналы, но, действительно, для большинства россиян жизнь не стала невыносимой.
Нормализация на Западе, в Европе или Америке, имеет совершенно другие коннотации. Если в первые месяцы после полномасштабного вторжения европейцы были готовы делить с украинцами жилье, отдавать какие-то вещи, жертвовать деньги, то сейчас уже произошло некое привыкание: есть какая-то война в далекой непонятной Украине, есть какие-то украинцы, не все из них приятно себя ведут, если встречаешь их на улице…
Меньше всего нормализация ощущается в самой Украине. Там она, наверное, касается только очень узкого круга людей, потому что, с одной стороны, невозможно привыкнуть к взрывам ракет, тревогам, к необходимости убегать в бомбоубежище. С другой стороны, в Украине война была и остается экзистенциальной — это действительно вопрос выживания государства, страны, а для многих людей это вопрос жизни и смерти. И поэтому, конечно, вот это затягивание, эта нормализация совершенно не на пользу Украине, а на пользу агрессору. Но, видимо, с этим нам предстоит жить.
Рассылка Школы гражданского просвещения
Очередной срок Путина не очень что-то меняет: ясно, что Путин будет у власти либо до конца своей жизни, либо до краха его агрессивной политики. К сожалению, судьба путинского режима зависит сейчас скорее от внешних факторов, чем от настроения россиян. С грустью должен констатировать это, потому что в российском обществе сейчас нет достаточной динамики для изменений. Объективно это очень трудно: в тоталитарном полицейском государстве пойди-ка свергни диктатора. Тем более пока социально-экономическая ситуация не такая уж печальная, никто не голодает.
«Оказывается, что без мирового жандарма может быть очень неуютно»
В политических изменениях в США я вижу две угрозы. Во-первых, еще до президентских выборов из-за предвыборных интриг республиканцев Украина может не получить американскую помощь. Это, конечно, дико неприятно, с учетом того, что Соединенные Штаты — крупнейший поставщик оружия и боеприпасов для украинской армии. Вполне возможно, что Трамп, став президентом, если такое вдруг случится, эту помощь как раз разблокирует. Я бы не говорил, что Трамп сторонник Путина — да, он непредсказуем, это большая проблема, но, в конце концов, оптимисты сейчас вспоминают, что он первым начал продавать Украине летальное оружие.
Во-вторых, — и это куда большая проблема для всего мира — Трамп не разделяет прежний консенсус американских политиков о том, как вообще должен быть устроен мир. Очень многие жаловались на то, что мир однополярный, США стали жандармом для всего света. А вот сейчас оказывается, что без этого жандарма может быть очень неуютно. Вся мировая система безопасности, выстроенная после Второй мировой войны, грозит сейчас распасться. Схватились за голову европейские страны, которые после окончания Холодной войны очень хорошо устроились и старались не тратить деньги на такие бессмысленные для нормального государства с нормальными соседями вещи, как оборонно-промышленный комплекс и армия. Вдруг оказывается, что прежние системы безопасности могут перестать работать, и все враги демократии очень четко это чувствуют: как авторитарные, антидемократические режимы, так и международные экстремистские организации. И вот уже мы видим, что какие-то повстанцы-хуситы из беднейшего Йемена вдруг начинают бросать вызов мировым державам, стрелять какими-то ракетами. Ну, могли ли мы представить себе такое еще три года назад?
На этом фоне в Европе очень активно идет милитаризация. Если во время первого срока Трампа практически ни одна из европейских стран не дотягивала до 2% ВВП расходов на оборону, то по итогам 2022 года таких стран в Евросоюзе было уже девять, а по итогам первого полугодия 2023 года — уже 11. Польша увеличивает численность своей армии на 300 тысяч — как и в других восточноевропейских странах, граничащих с Россией, там понимают российскую угрозу гораздо отчетливее. Милитаризация будет чудовищной. Но, думаю, альтернативы этому нет.
Теперь в антидемократическом лагере очень много всяких самостоятельных игроков. И если раньше, во времена позднего СССР, мы верили, что мирные договоренности между СССР и США позволяют не сползти в угрозу Третьей мировой войны, то сейчас обстоятельств, которые могут привести к этой войне, гораздо больше. И в этом опасность Трампа: если победит его изоляционизм, примитивный рыночный расчет, что Америке выгоднее не тратить деньги на чужие конфликты и чужую безопасность, то с безопасностью в мире станет очень плохо.
«Приятно осознавать, что в Польше победили здравые силы, но пока это выглядит скорее исключением»
Европа прошла пик своего экономического благополучия. После ковида и других потрясений реальные доходы домохозяйств упали. Люди видят, что они не начинают жить богаче, как привыкли за последние десятилетия, а наоборот, начинают жить даже немножко беднее. Они начинают искать виновных, и тут им подсказывают простые решения.
Так появляется все больше популистских стран: Венгрия — это самый яркий пример, притча во языцех, но вот уже к ней присоединяется Словакия; в 2025 году пройдут выборы в Чехии и мы уже можем с уверенностью говорить, что правительство будет правопопулистским; очень сомнительное правительство может сформироваться в Нидерландах; нельзя исключать, что президентом Франции станет Марин Ле Пен. Они не перейдут в лагерь антидемократических сил вроде России в открытую, но ослаблению демократического лагеря это будет способствовать, будут размываться ценности.
Что касается Польши, я не могу бросить камень даже в правительство Качиньского-Моравецкого, потому что именно в Польше в первый год полномасштабного вторжения большая часть украинцев получали помощь и искреннюю поддержку. Приятно осознавать, что теперь в Польше победили здравые силы, но пока это выглядит скорее исключением. Их успех не кажется таким уже неизбежным, и что будет после очередного электорального цикла, мы не знаем. Против доминировавшей партии «Право и справедливость» пришлось объединяться всем, в том числе, идеологически несовместимым партиям, и конечно существует гипотетический риск распада этой коалиции.
При этом Польша претендует на то, чтобы стать одним из лидеров Евросоюза. Понятно, что у Туска гораздо больше шансов, чем у национал-консерваторов и национал-популистов, но что делать с консерватизмом значительной части населения? Если мы последовательные демократы, мы не можем отказывать этой части населения в удовлетворении их потребностей. А вот этим потребностям пока больше всего соответствует товарищ Качиньский.
«Коалиция огромная, сверхмощная, а воюет одна Украина»
На самом деле мы находимся в беспрецедентной ситуации: против России создана огромная коалиция, которая по своим потенциальным ресурсам, по своему суммарному ВВП превышает Россию вместе с некоторыми ее союзниками — особенно если исключить Китай — чуть ли не в десятки раз. Но если в прежние времена в истории, входя в коалицию, ты воевал на стороне своих партнеров, то тут получается — коалиция огромная, сверхмощная, а воюет одна Украина. Это действительно какая-то новая реальность.
А на Западе еще говорят: что-то вы, ребята, не очень хорошо воюете, вам столько дали, а вы что-то не смогли прорвать оборону, на берег Азовского моря не вышли. Может вам меньше надо давать? Украинцы говорят: нет, вообще-то нам надо давать больше, вы нам давали очень медленно, не вовремя, не в самом лучшем состоянии оружие. Ну и европейцы начинают чесать затылки: давать больше, лучше? А самим тогда чем защищаться?
Мы думали, что Путина можно задавить довольно быстро, потому что он нарушил все правила. Ну, казалось бы, просто канделябром по башке… А он прекрасно устроился, он видит все противоречия западного мира, все недостатки, неготовность демократических правительств идти против воли населения, неготовность населения слишком много терять. И вдруг оказывается, что Россия в состоянии войны может существовать долгие годы, а может ли Украина при потенциально затухающей поддержке Запада — вот этого никто не знает.
«Мы не можем вообще ничего предсказывать»
Если ориентироваться на данные опросов Киевского международного института социологии, к первой годовщине полномасштабного вторжения 84% украинцев говорили, что готовы заканчивать войну, только когда Украина полностью вернет свои оккупированные территории, то есть вернется к границам 1991 года. Сейчас таких 68% — это все еще огромное большинство, хотя и налицо явное снижение. Почему абсолютное большинство украинцев не готовы идти на уступки? С одной стороны, им непонятно, а с какой стати? У многих там остались родственники, друзья, которых они не хотят оставлять в российской оккупации. Есть и второй момент: большинство украинцев не верит в то, что какие бы то ни было территориальные уступки остановят Россию. Как бы ни храбрился Путин, как бы ни демонстрировал, что экзистенциальной угрозы для его режима не существует, очевидно, ему очень неуютно сейчас, и нанести решительный удар Украине он не может. Хорошо бы перевооружиться, передохнуть, экономику привести в порядок… И мы понимаем: остановись мы сегодня, это даст им фору, и они попробуют опять.
Я не исключаю, что в конечном итоге этот Минск-3 все-таки будет заключен, потому что политика — искусство возможного. Безусловно, на Западе есть лобби за прекращение войны, потому что, во-первых, они не свою территорию готовы отдать, а, во-вторых, бизнес не хочет терять такой прекрасный рынок, которым была Россия, наоборот, хочет его восстановить. Вполне возможно, что в какой-нибудь хитрой американской голове был план, как сейчас остановить войну и за пять лет повалить режим Путина — раньше, чем он успеет перевооружиться и пойти дальше к Днепру. Но даже в Америке сейчас нет той преемственности: мы не понимаем, какой будет политика США через год.
Да, с одной стороны, очень хочется, чтобы любой ценой перестали погибать наши люди, но, с другой стороны, есть перспектива гибели людей гораздо большего масштаба, когда Россия будет лучше готова.
Сейчас мы понимаем, что основную часть своей территории Украина все равно сохранит при самых плохих раскладах. И несомненно, будущее у нас какое-то есть, хотя оно может быть омрачено постоянной угрозой с Востока. Но вся эта система миропорядка, которая позволяла многим поколениям людей с оптимизмом смотреть в будущее и думать, что их дети будут жить лучше, чем они, сейчас может смениться угрозой одичания и возвращения принципа, в котором каждый будет сам за себя. В этом случае мы не можем вообще ничего предсказывать, мы не можем быть оптимистами, и мы совершенно не представляем, какой мир мы передадим своим детям в наследство.
