Миграция в другую страну — это одно из прав человека

Этот текст я пишу, находясь в Сингапуре — в месте, которому позавидовал бы любой глобальный город. Безупречно чистый и безопасный, наполненный яркой архитектурой и множеством кулинарных вкусов. Мои дети гоняются за радугой в ухоженных парках, где к нашим ногам падают сочные манго. Город процветает и — по крайней мере отчасти — это связано с тем, что более 40% его населения (по данным на 2018 год) составляли жители иностранного происхождения.

За несколько столетий, пока китайцы мигрировали на юг, а индийцы расселялись по всей Британской империи, Сингапур постепенно превратился в полиэтническую среду. С момента обретения независимости Сингапуром в 1965 году его отец-основатель Ли Куан Ю настаивал на межэтнической интеграции: в частности, он ввел обязательное смешанное проживание в многоквартирных домах и совместную службу в армии. Это способствовало принятию многообразия идентичностей и практически свело на нет политическую повестку, апеллирующую к этнической принадлежности. Сейчас каждый пятый брак в Сингапуре — межрасовый; прежде всего это индо-китайские семьи. 

Глобальная история ближайших десятилетий будет историей миграции: изменение климата заставит сменить место своего жительства очень многих. Если еще двадцать лет назад мы опасались угрозы перенаселения, то теперь задача почти противоположна: нам нужно обеспечить выживание человечества — в этом столетии и в последующие годы. Нас всех ждет непростой путь. 

Взаимодействие между основными силами, которые определяли человеческую географию на протяжении последних тысяч лет — природой, политикой и экономикой — никогда прежде не было столь сложным и напряженным. Вырубка лесов, промышленные выбросы и другие последствия экономической деятельности человека привели к глобальному потеплению, повышению уровня моря и засухе. Под угрозой оказались четыре важнейших города Америки: Нью-Йорк и Майами могут уйти под воду, Лос-Анджелес, наоборот, сталкивается с беспрецедентной засухой, а в Сан-Франциско бушуют лесные пожары. 

Впечатляющий экономический подъем Азии в последние десятилетия был вызван головокружительным ростом численности населения, масштабной урбанизацией и индустриализацией. Однако из-за увеличения выбросов произошло повышение уровня моря, а рост населения прибрежных мегаполисов Тихоокеанского побережья и Индийского океана стал угрожающим. Таким образом, подъем Азии ускоряет ее крах. Все больше азиатов будут вынуждены покидать свои страны, а борьба за ресурсы может стать отправной точкой серьезных конфликтов. Мы толкаем всю эту систему вперед, а затем система выталкивает нас.

С точки зрения развития разные части мира рассинхронизировались. С одной стороны, есть богатые страны Северной Америки и Европы с почти 300 миллионами стареющих людей и разрушающейся инфраструктурой, а с другой — примерно 2 миллиарда молодых людей в Латинской Америке, на Ближнем Востоке и в Азии, которые способны заботиться о пожилых и поддерживать функционирование сферы общественных услуг. Есть бесчисленные гектары пахотных земель в Канаде и России — и миллионы африканских фермеров, вынужденных покидать свои земли из-за засухи. Есть страны со стабильной политической системой, такие как Финляндия и Новая Зеландия — и сотни миллионов людей, страдающих от деспотических режимов или живущих в лагерях беженцев. Стоит ли удивляться в подобной ситуации, что рекордное количество людей перемещается с места на место?

Какое оправдание существует для системы, где большие и богатые ресурсами, но обезлюдевшие страны закрывают свои границы, в то время как наименее ответственные за изменение климата государства постепенно уходят под воду или, наоборот, страдают от ее нехватки? Оставаться в нынешнем положении — равносильно экоциду. Но и экономику это не спасет. Развитые страны по-прежнему будут сталкиваться с острой нехваткой рабочей силы, а страны, получающие свои материальные блага за счет глобального обмена, в конечном итоге перестанут их получать. Вместо нынешней модели нам следует возделывать обитаемые оазисы на планете — и самим стимулировать перемещение туда людей.

Многие страны застряли в устаревшей форме национализма. Философские корни такого мышления уходят очень глубоко. Так, философы-моралисты давно ставили нацию впереди человечества в своих исследованиях. Английский философ XVII века Джон Локк, например, приводил прагматические аргументы в пользу натурализации иммигрантов. По его мнению, это возможность нарастить трудовые ресурсы, расширить производство и торговлю. Вместе с тем, он полагал, что миграция не должна лишать местных жителей их имущественных прав. Прусский философ XVIII века Иммануил Кант сделал еще один шаг в защите права на гостеприимство для всех людей. Правда, и он это понимал скорее как временное пребывание, чем постоянное проживание — и, как и Локк, ставил условие, что гость не должен причинять вреда хозяевам.

Идеи Канта продолжали вызывать споры о правах мигрантов и в ХХ веке. Покойный философ Майкл Даммит из Оксфордского университета поддержал Канта в его взгляде на то, что нравственное государство должно обеспечивать соблюдение фундаментальных прав как граждан, так и неграждан. Действительно, право на миграцию само по себе является таким же правом, как и право лиц без гражданства стать гражданами какого-либо государства. 

Жак Деррида также выступал за этичное гостеприимство по отношению к иностранцам — вместо строгого национального суверенитета. Но даже для таких знаменитых философов, как Джон Ролз, миграция не играла особой роли в его мысленных экспериментах с автономными государствами. Он поддерживал право людей на передвижение, но не навязывание национального суверенитета. Вместо этого, считал он, справедливая глобальная система способна устранить коренные причины бедности, коррупции или других мотивов миграции. 

Время простых мысленных экспериментов прошло, а наша глобальная система далека от справедливости. Повысить общее благосостояние можно именно с помощью миграции. Экономист Майкл Клеменс из Центра глобального развития считает, что открытие границ мира даже для временных рабочих-мигрантов может буквально удвоить мировой ВВП.

Однако несмотря на все этические и экономические аргументы в пользу массовой миграции, у нас нет глобальной миграционной политики. Миграция стала политическим тестом Роршаха почти во всех западных демократических государствах; многие страны все еще впускают недостаточно мигрантов, а слишком многие из них умирают в пути. Недостаточно делается и для восстановления их родных стран, будь то причиненный им внешний ущерб (например, в результате военного вмешательства и экологических разрушений) или их собственные внутренние неудачи (например, коррупция и бесконтрольный рост населения). И Кант, и Ролз были бы в нас разочарованы.

Немногие из ныне живущих философов задумывались над тем, каковы наши обязательства в свете наших неудач. И едва ли кто-то делал это серьезнее, чем Питер Сингер, который полагает, что логический вывод равенства всех людей (космополитизм) и стремление к максимальному коллективному счастью (утилитаризм) состоит в том, что удачливые делятся своими благами с менее удачливыми, независимо от их географии или национальности. Максималистская версия этого тезиса — открытые границы и массовое перераспределение богатства; минималистская версия — более серьезная помощь бедным странам.

Однако существует достаточно доказательств того, что прямая помощь едва ли помогает людям из бедных стран выжить, тогда как миграция дает им шанс на жизнь. Дома, напечатанные на 3D-принтере, не могут волшебным образом материализоваться после циклона, пища, выращенная гидропонным способом, не появится после засухи, а большие суммы денег не лягут на счета мобильных кошельков во время гражданских войн. Продвигая права человека за рубежом, западные страны понимают, что их давление мало к чему приведет. Самый верный способ позаботиться о жертвах — позволить им стать своими соседями. Лучший путь к улучшению условий жизни людей — миграция.

Миграция — это такое же право человека, как свобода слова или справедливый суд. И для многих пересечение границы — единственный способ добиться признания этих прав. Мобильность должна стать одним из важнейших прав человека XXI века.

Если для обозначения моей позиции нужно было бы подобрать термин, то это был бы «космополитический утилитаризм». Мы должны реконструировать наш подход к географии, чтобы обеспечить максимальное благополучие нынешнему и будущим поколениям. Одновременно это еще и космополитический реализм: государства принимают собственные решения, но увеличение миграции во многом отвечает национальным интересам.

Умные правительства уже сейчас эффективно работают с миграционными вопросами: прогнозируют спрос на рабочую силу по секторам и нанимают иностранцев, чтобы заполнить эти пробелы, а также удержать безработицу на низком уровне даже при росте населения. Они понимают, что конкуренция между местными и иностранными рабочими — это не игра с нулевой суммой: больший приток рабочей силы сам по себе стимулирует экономику и создает больший спрос на рабочую силу. В то же время в этой сфере могут быть достигнуты компромиссы: например, более строгие ограничения нелегальной иммиграции. Другой вариант — распределение части доходов от иностранных инвестиций в недвижимость и другие секторы экономики в качестве дивидендов среди граждан. Такие меры — небольшая плата за более продуктивное и гуманное распределение человеческих ресурсов по всему миру.

Для изобретения более справедливой и разумной человеческой географии потребуются аргументы, основанные как на правах, так и на обязанностях — тем более, что с политической точки зрения ни того, ни другого недостаточно. В 2018 году правительства подписали Глобальный договор о безопасной, упорядоченной и легальной миграции, в котором признаются права мигрантов на работу и вклад в обеспечение устойчивого развития на разных уровнях. Но США отвергли и этот договор о миграции, и параллельный Глобальный договор по беженцам. Канцлер Германии Ангела Меркель во время волны арабских мигрантов в Европу в 2015-2016 годах изначально выступала за права просителей убежища, однако позже перешла к более строгому миграционному контролю, опасаясь потерять электорат. Возможно, это говорит о том, что все споры вокруг глобальной миграции упираются в контраст между этически обоснованной и демографически необходимой иммиграцией и обреченной на поражение близорукостью демократической политики.

Многие крупные и богатые страны Северной Америки, Европы и Азии прямо сейчас нуждаются в массовой иммиграции для поддержания своего уровня жизни, но ни одна из них не принимает столько мигрантов, сколько им на самом деле нужно. «Никогда прежде не было столь массового человеческого движения. И никогда прежде не было такого организованного сопротивления человеческому движению», — отмечает американский писатель индийского происхождения Сукету Мехта. 

Демографический спад в богатых странах вызывает социально-экономическую напряженность, в то время как стремительный рост населения в бедных странах препятствует справедливому развитию. Увеличение миграции могло бы уравновесить эту динамику, не давая миру стать более бедным и менее равноправным.

Таким образом, широкомасштабная пересортировка населения мира — в интересах всех. Фактически сейчас мы выбираем между постепенным перераспределением молодежи со всей планеты в те регионы, где она может получить доход, и глобальным восстанием низших слоев общества. О том, как выглядит второй вариант, мы уже имеем представление. Хватит ли нам смелости, чтобы пойти другим путем?