Иван Крастев, глава Центра Либеральных стратегий и автор вышедшей год назад книги “После Европы”, в своей колонке для The New York Times подробно разобрал результаты выборов в Европейский парламент. По его словам, “это был поворотный момент для Европы, но Европа не смогла повернуть”.
В преддверии выборов у многих был страх того, что эти выборы могут стать окончательным триумфом правого популизма. Совсем недавно жёстко настроенные против Брюсселя “правые”, такие как партия Марин Лё Пен во Франции и Лига Маттео Сальвини в Италии, получили поддержку от Стивена Бэннона (бывший советник и главный стратег Дональда Трампа по политическим и стратегическим вопросам), решившего открыть в средневековом итальянском монастыре в горах недалеко от Рима “школу гладиаторов” для воспитания новых поколений приверженцев крайне-правой культуры. Бэннон планировал не только вложить в эту школу собственные средства, но и лично преподавать там. Параллельно Маттео Сальвини, претендующий на то, чтобы стать лидером паневропейского крайне-правого движения, провел массовый слет националистов всего континента в Милане. Его мечтой было объединить всех антибрюссельских правых в новом парламенте в сплоченный блок, который мог бы формировать законодательную повестку дня.
Эта мечта не реализовалась. Большинство европейцев предпочло отдать свои голоса за проевропейские партии. Несмотря на то, что традиционные партии правого и левого центра потеряли электоральное большинство, они продолжат доминировать среди 751 членов законодательного корпуса. Судя по всему, планы Бэннона по созданию “школы гладиаторов” тоже придется отложить. В прошедшую пятницу (31 мая) правительство Италии заявило, что попытается отозвать права собственности на монастырь, ссылаясь на недовыплаченные концессиальные сборы и незавершение ремонтных работ.
Тем не менее говорить о закате правого популизма в Европе тоже нельзя, это явление не собирается исчезать с политической и общественной сцены. Совместно c другими евроскептиками крайне правые продолжат удерживать примерно 25 процентов мест в новом Европарламенте. А из пяти партий, имеющих там наибольшее представительство, четыре настроены против Европейского союза в целом.
Еще недавно аналитики рассматривали правых популистов как всего лишь побочный эксцесс роста протестных настроений. Считалось, что голосуя за них, избиратели голосовали против сложившейся в Европе политической элиты, при этом никто в реальности не хотел, чтобы крайне правые взяли власть. Сегодня мы поставлены перед фактом: крайне правые становятся неотъемлемой частью европейской политики.
При этом они больше не выступают за выход из Евросоюза или еврозоны. Вместо этого они хотят изменить ЕС изнутри. Если крайне правые смогут объединиться друг с другом и другими евроскептиками, они получат до трети голосов в новом Европарламенте, что даст им возможность блокировать многие важные инициативы. Впрочем, скорее всего этого не произойдет. Националисты по своей природе не очень способны к компромиссам и объединению. Отдельно забавно, что в настоящий момент одним из камней преткновения для их союза является вопрос отношения к России. Если закрыть глаза на инертность, имплицитно заложенную в этом факте, это можно считать хорошей новостью. Особенно если пока нет иной, более внятной, альтернативы как препятствовать национал-популизму на нашем общем европейском пространстве.
Другая хорошая новость заключается в том, что евроскептики-националисты — не единственная новая сила, с которой отныне придется считаться традиционным партиям. Неожиданными победителями выборов в Европейский парламент стали либеральные и зеленые партии, совместно получившие около 60 дополнительных мест, что дает им в общей сложности 176 депутатов и большое политическое влияние. Возможно, зеленые будут использовать свой успех, чтобы превратить борьбу с изменением климата в один из главных приоритетов для европейского континента.
Соответственно, главными победителями минувших выборов стали экологи-либералы, которые хотят сохранить жизнь на Земле, и националисты, которые хотят сохранить свой привычный образ жизни. И тех, и других объединяет ощущение того, что нынешняя траектория политики не является устойчивой. И те, и другие предложили эту траекторию изменить, что оказалось востребованным.
Накануне выборов опрос Европейского совета по международным отношениям показал, что, хотя доверие к Европейскому союзу выше, чем когда-либо за последние 25 лет, большинство европейцев считают, что в течение следующих 20 лет ЕС распадется. Таким образом, — заканчивает свою колонку Крастев, — хотя на этих выборах удалось сдержать рост евроскептицизма, реальная проблема никуда не исчезла. Ее имя — европессимизм.
